Тереза не последовала за ними. Она стояла во дворе, стиснув руки и как будто пытаясь переломать по очереди все свои пальцы. Она очень любила этот дом…
Бонафу вернулся и крикнул — теперь я мог слышать его, — что поедет вызывать пожарных. Он велел Фу развернуть пожарный шланг и еще что-то сказал Терезе. Мужчины побежали в разные стороны, Фу — к заднему двору, Бонафу — к подъезду, где стояла его машина. А Тереза смотрела на огонь, который теперь атаковал здание с другой стороны. Тогда я подошел ближе.
Треск усилился. Свет пламени озарял лицо Терезы. Она увидела меня. В ту минуту я не мог понять, ненависть или любовь смешались в ее взгляде с безумной пляской огня. Я вспомнил, как тогда, первый раз в хижине, в глазах Терезы появилось такое же выражение. Потом в моем мозгу с возрастающей быстротой пронеслось все остальное, и в конце оказалась пустота. Я спокойно заглянул в бездну, и из нее поднялась одна мысль — о том, как все должно кончиться.
Тереза попыталась заговорить, но я закрыл ее рот рукой. Она не сделала ничего, чтобы помешать этому. Казалось, мы оба приняли неизбежное, и, когда я начал потихоньку подталкивать ее к огню, она не сопротивлялась. Страх как будто покинул ее.
Потом я споткнулся о камень и чуть не упал. И чарам пришел конец. От прекрасного признания неизбежного не осталось и следа. Исчезла наша героическая решимость: ее — умереть и моя — убить. Она попыталась бежать, но я поймал ее, и в моих руках оказался только комок нервов. «Нет! Нет!» — кричала она. Но шум огня был столь громким, что Фу ничего не услышал. У меня было сильное искушение отпустить ее. «Нет, ты не сделаешь этого, — возразил очень спокойный голос в моем сознании. — Ты пришел сюда, чтобы спасти то, что еще можно спасти.» И я еще сильнее сжал ее руку. Жар гигантского костра был совсем близко. Пламя оставило главную часть здания и перекинулось на кухню. Остальное было чистым кошмаром.
Расширившиеся глаза Терезы, когда я втолкнул ее в раскрытую дверь, охваченную пламенем. Отчаянная попытка вырваться — я помешал ей. Тереза была сильной. Я почувствовал, как ее ногти впились в мое ухо. Кровь потекла у меня по шее. И тут я понял, чего добивалась Тереза. Она хотела увлечь меня в огонь. Мысль о том, что Тереза способна убить меня, оказалась почти умиротворяющей, мне требовалось не много, чтобы со всей страстью покориться ее воле. Но потом я увидел, как возвращается садовник, разворачивая свой бесполезный шланг. Фу не видел нас и не слышал, когда Тереза позвала его. Но он пошел в нашу сторону, передвигаясь словно краб и направляя струю воды в основание пламени.
У меня возникла странная мысль: он не должен застать нас в этой фантастической позе.
— Любимая, — крикнул я. — Любимая, остановись, отпусти меня.
Чтобы освободиться, я привлек ее к себе, а потом с силой толкнул в огонь. Тереза упала, и пламя моментально вспыхнуло вокруг ее лица. Я повернулся и побежал прочь.
— Есть два возможных подхода. Два пути, приводящие к одному результату.
Она изобразила их на листе бумаги:
— Есть магический подход и есть психоаналитический. Две интерпретации одного феномена. Что и следовало ожидать, потому что любовь, — она обвела свой рисунок кружком, — имеет отношение и к колдовству и к психоанализу.
Она приехала специально из Парижа по просьбе моего адвоката. Это была женщина лет сорока с не очень привлекательным, почти мужеподобным, но умным лицом, иногда озаряющимся чудесной живой улыбкой. Она оказалась полной противоположностью больничного психиатра, который задал мне множество вопросов, в основном о детстве, половой жизни и военной службе во время Алжирской войны. Мой адвокат запросил мнение второго эксперта, и она доктор Мадлен Саваж — не задавала вопросов, только слушала.
Она три дня слушала мою историю — этого было бы достаточно, чтобы усыпить любого. Иногда она делала короткие замечания или просила пояснить некоторые моменты. Кажется, она верила тому, что я говорил. Это было для меня неожиданно: впервые моему рассказу кто-то верил.
На четвертый день она пришла в мою камеру, как обычно, в 3 часа. Меня поместили в новое крыло старой тюрьмы, и камера была относительно комфортабельной, по крайней мере чистой. Доктор Саваж положила на стол свою папку, достала блокнот, пачку «Лаки Страйк» и принялась ходить взад-вперед между дверью и окном.
— Магический подход, — продолжала она, — предполагает восковое изображение и заклинания, которые произносит ослепленная страстью или ревностью женщина, чтобы избавиться от соперницы. Мы можем верить или не верить в эффективности такой практики, но мы не можем отрицать ее существования. Колдовство представляет собой средство устранить препятствие между вами и объектом вашего желания. Или, по крайней мере, попытку сделать это.
Она задержалась на минуту у окна, потом, повернулась и подошла ко мне. Я сидел на краю кровати.
— А теперь психоаналитический подход. С этой точки зрения именно вы хотели избавиться от препятствия. Здесь имеет значение ваше желание. С того дня, как вы полюбили Терезу, вашим бессознательным желанием было убить вашу жену, потому что она (а точнее, ваша сильная любовь к ней) встала на вашем пути. Таким образом одна любовь у вас оказалась лишней.
Сделав небольшую паузу, она продолжала:
— Очевидно, ваше сознание отвергало эту мысль, и, как обычно бывает в подобных случаях, вы нашли выход: выстроили вокруг своего бессознательного желания целый сценарий. И опять, как обычно, вы построили его из того материала, который был под рукой. Люди иногда ничего не выдумывают, они просто берут то, что находят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42