Очевидный ответ не всегда правильный, но иногда может оказаться и верным. И если это как раз такой случай, то получается - личная моя паранойя мешает расследованию. Это точно. И все же, все же...
Он мрачно поглядывал на скучные дома вдоль Кромвел Род, пока такси в толпе других машин продвигалось к аэропорту.
Глава 10
Альфред Баум и сам не мог бы объяснить, что мешает ему признать этого человека настоящим перебежчиком. Разум твердит, что тот говорит правду, а интуиция предостерегает: что-то не то. Сам ли Котов вызывает к себе недоверие или какие-то детали его речей? А может, и целиком все, что он рассказывает о деятельности КГБ. Баум пытался уличить Котова, используя факты его прошлого, но и тут не преуспел.
Вопрос: Почему вы не любите советскую систему?
Ответ: Может быть, из-за отца - он пострадал при Сталине.
В: Расскажите ещё раз, как это было.
О: Отца звали Котов Константин Семенович, он служил в артиллерии в чине капитана. Их часть отрезали в бою под Таганрогом, он попал в плен. При Сталине это считалось великим преступлением. В конце войны его освободили из плена, а в сорок шестом арестовали уже дома.
В: Какой это был месяц?
О: Не помню.
В: Продолжайте.
О: Отца отправили в лагерь, писем мы не получали. Вернулся он в пятьдесят девятом, через тринадцать лет. Ушел крепким, сильным человеком, а стал калекой. Через четыре года умер. В школе ребята говорили, что мой отец трус и предатель.
В: Вот почему вы и невзлюбили советскую власть?
О: Когда отец вернулся, мне было четырнадцать. Этот человек предатель - был мне чужой. Я обрадовался, когда он умер. Не прощу системе, что она ввергла меня в такой грех - стать врагом собственному отцу.
В: И все же пошли работать в КГБ?
О: (после долгого молчания) Пошел.
В: Объясните, пожалуйста.
О: Как и многие другие, я страдал своего рода шизофренией раздвоением души, рассудка. Мы хотели защищать свою систему, старались не видеть недостатков, крайностей. Считать, что социализм плох, потому что у тебя случилась личная трагедия, - это называлось субъективизмом, принижением великого исторического процесса. Так многие думали. А ещё верили, что со смертью Сталина станет лучше.
В: Так и произошло?
О: Да. Надежды, казалось, оправдываются.
В: А сейчас как вы их расцениваете?
О: Как самые пустые - просто способ выжить в то время. Я пришел к такому пониманию - и потому я здесь.
В: Но этот опасный курс выбрали как раз тогда, когда Советский Союз отрекся от своего прошлого. Мы уже говорили о гласности, правда?
О: Говорили.
В: Вы в неё не верите, да?
О: Не верю.
В: Тут какое-то противоречие...
О: Возможно.
В: Гласность - это как раз то, что защитило бы других отцов и других детей от того, что случилось с вами.
О: Согласен.
В: И тем не менее...
О: Я не философ. И не политик.
В: Раньше вы говорили, что бежали ради лучшей жизни.
О: Верно.
В: А теперь мотивируете побег некими принципами, а не желанием личного благополучия.
О: И тем, и другим.
В: Но материальные соображения, должно быть, перевешивают?
О: Нет.
В: Я имею в виду, что вы не добиваетесь таких вещей, как свобода и справедливость. Вас интересует спокойная жизнь на Западе - такая, как вы её понимаете.
О: Не такой уж я обыватель - я верю в западную демократию.
В: По-моему, ни во что вы не верите. (Молчание). Вы готовы предать свою страну.
О: Я пришел к вам с ценной информацией, а вы стараетесь меня оскорбить. За что? Не понимаю.
Так оно и шло - никакой логики, все без толку. "Я не уверен, что этот человек - то, за что себя выдает" - признался Баум своему шефу.
Поиск хоть какой-то определенности довел его до того, что он позвонил полковнику Виссаку из ДГСЕ. Побеседовали вежливо, но сугубо формально, как бы по принуждению, разговор не клеился.
- Мы допрашиваем Котова.
- Понятно.
- Хотелось бы кое-что уточнить.
- Слушаю вас.
- Он дал два московских адреса - говорит, что в разное время они с женой жили по этим адресам. Можно это проверить?
- Вполне.
Баум сообщил адреса, даты, а через неделю его уведомили, что Котов там действительно проживал.
- Никак не могу его подловить - пожаловался Баум Вавру.
- А надо ли? Откуда такая уверенность?
- Возможно, от страха. Просто боюсь жуткого скандала, который начнется, если мы воспользуемся его подсказкой и начнем действовать.
- Страх - недостойное чувство, Альфред.
- Знаю, знаю. Но мотивы его побега все же неясны.
- Может, это как раз и хорошо, - заявил Вавр, - Свои собственные поступки тоже ведь не всегда объяснишь.
Баум усмехнулся.
- Это точно. Я ищу аналогий с самим собой, а передо мной совершенно другого склада человек.
- Насколько я понимаю, - подытожил Вавр, - ты не убежден, что этот человек заслан специально, чтобы нам напакостить.
Баум же тряс головой, будто пытаясь привести в порядок смятенные мысли:
- Убеждения нет, только смутные ощущения, которые лишают меня сна и покоя.
- Ну и когда же ты намерен придти в себя, дорогой Альфред?
- Думаю, пришло время отбросить подозрения и считать Котова обычным перебежчиком. Моего настроения это не улучшит, но, по крайней мере, можно продолжить работу. Может, все дело в том, что на голову майора КГБ внезапно свалилась гласность, и от этого у него мозги сместились - чего тогда от него ожидать?
Журналист Шабан принес полезную информацию:
- Я поднял картотеки "Пти голуа" за последние три года, - сказал он, встретившись с Баумом все в том же знакомом кафе. - Искал заметки, касающиеся спецслужб. Штук сорок нашел, но все без подписи. Только под двумя инициалы - Д. М. Обе за прошлый год.
- И о чем они?
Шабан вытащил из кейса пачку фотокопий, отобрал пару и отдал Бауму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60