Кэсси облизала губы и запрыгала на стуле:
— Э-э-эй!
— Кушай, сладкая, — проговорила Синди. — Если понадоблюсь, я буду во дворе.
Кэсси помахала рукой и повернулась к Вики.
— Кушай, кушай, милая, — повторила женщина.
Я вышел на задний дворик. Синди стояла у забора. Вокруг планок забора земля была собрана в кучки, и Синди погрузила в одну из них пальцы ног.
— Господи, как жарко! — сказала она, откидывая волосы с лица.
— Да, жарко. Сегодня есть какие-нибудь вопросы?
— Нет... ничего особенного. Кажется, она чувствует себя хорошо... Думаю, что все будет... Думаю, когда начнется судебный процесс, вот тогда будет тяжело, да? Все это любопытство.
— Вам будет тяжелее, чем ей, — ответил я. — Мы сможем спрятать ее от любопытства публики.
— Да... думаю, да.
— Конечно, не обойдется без того, что пресса попытается заполучить ваши фотографии. Поэтому, возможно, придется время от времени менять место жительства — арендовать другие дома, но Кэсси можно спрятать.
— Тогда все в порядке — я беспокоюсь только об этом. Как поживает доктор Ивз?
— Я разговаривал с ней вчера вечером. Она сказала, что заедет сегодня.
— Когда она уезжает в Вашингтон?
— Через пару недель.
— Она планировала этот переезд или просто?..
— Об этом спросите у нее самой. Но знаю наверняка, что он не имеет к вам непосредственного отношения.
— Непосредственного, — повторила она. — Что это означает?
— Ее переезд носит личный характер, Синди. И никак не связан с вами или Кэсси.
— Она такая славная, только несколько сосредоточенная. Но она мне нравилась. Думаю, она приедет сюда на судебный процесс.
— Да, конечно.
От апельсинового дерева донесся цитрусовый аромат. Белые лепестки засыпали траву у ствола — плоды, которых никогда не будет. Синди открыла рот, чтобы сказать что-то, но вместо этого зажала его ладонью.
— Вы подозревали его, не так ли? — спросил я.
— Я? Я... Почему вы так говорите?
— Когда мы беседовали с вами незадолго до его ареста, я чувствовал, что вы хотите сказать мне что-то, но сдерживаете себя. Сейчас у вас было такое же выражение лица.
— Я... Это нельзя было назвать настоящим подозрением. Просто начинаешь размышлять, начинаешь задумываться, вот и все. — Она уставилась в землю. Ткнула ее ногой.
— И когда же вы начали задумываться? — спросил я.
— Не знаю. Трудно вспомнить. Вам кажется, что вы знаете кого-то, а потом происходит такое... Не знаю.
— Вскоре вам придется говорить обо всем этом, — предупредил я, — адвокатам и полицейским.
— Знаю, знаю, и это пугает меня, поверьте.
Я похлопал ее по плечу. Она отодвинулась и ударилась спиной о забор. Доски задрожали.
— Прошу прощения, — извинилась она. — Просто я не хочу думать об этом сейчас. Это слишком...
Синди вновь посмотрела в землю. Я понял, что она плачет, только когда увидел, что слезы сбегают по ее лицу и капают на траву.
Я притянул женщину к себе. Вначале она отталкивала меня, но вскоре затихла, прислонившись ко мне всем телом.
— Вам кажется, что вы знаете кого-то, — рыдала она. — Вам кажется, что вы... Вам кажется, что кто-то любит вас, а он... и потом... весь мир разваливается. Все, что, как вы думали, было настоящим, оказывается просто... фальшью. И ничего... Все уничтожено... Я... Я...
Я чувствовал, как ее трясет.
Сделав вдох, она пыталась продолжить:
— Я...
— Что вы хотите сказать, Синди?
— Я... Это... — Она покачала головой. Ее волосы касались моего лица.
— Все нормально, Синди. Расскажите мне.
— Мне нужно было... Дикость какая-то!
— Что именно?
— Тогда... Он был... Это он нашел Чэда. Когда Чэд плакал или был болен, всегда вставала я. Я была его матерью — и это была моя обязанность. Чип никогда не вставал. Но в ту ночь он вдруг проснулся. Я ничего не слышала. Я не могла этого понять. Почему я ничего не слышала? Почему? Я всегда слышала, когда мои малыши плакали. Я всегда вставала и давала ему возможность поспать, но на сей раз он не спал. Мне бы следовало понять! — Она ткнула меня в грудь, прорычала что-то, потерлась головой о мою сорочку, как будто пытаясь стереть свою боль. — Я должна была понять, что что-то не так, когда он пришел за мной и сказал, что Чэд нехорошо выглядит. Нехорошо выглядит! Он был синим! Он был... Я вошла и обнаружила его лежащим там... просто лежащим там без движения. Его цвет... все... было кончено. В этом было что-то не так! Чип никогда не вставал, когда дети плакали. Что-то было не так! Я должна была... Я должна была понять все с самого начала! Я должна была... Я...
— Вы не могли этого сделать, — успокаивал я. — Никто не мог знать.
— Я — мать! Я должна была понять! — Оторвавшись от меня, она с силой ударила ногой по забору. Ударила снова, еще сильнее. Начала колотить по доскам кулаками. — О... О Господи, ox.... — время от времени вскрикивала она и продолжала бить.
Красная пыль осыпала ее с ног до головы.
Наконец она испустила вопль, который пронзил жару. Прижалась к забору, как будто пыталась прорваться сквозь него.
Я стоял, вдыхая запах апельсинов. Продумывая свои слова, свои паузы и молчание.
* * *
К тому времени, когда я вернулся к автомобилю, Робин заполнила картон рисунками и теперь изучала их. Я сел за руль, она сложила рисунки в папку.
— Ты весь взмок, — заметила она, вытирая пот с моего лица. — Все в порядке?
— Пока держусь. Жарко.
Я завел двигатель.
— Никакого прогресса?
— Небольшой. На это потребуется длительное время.
— Но ты доберешься до финиша.
— Спасибо.
Поторчав на перекрестке трех улиц, проехав полквартала, я прижался к бровке, притормозил, наклонился и крепко поцеловал Робин. Она обняла меня обеими руками, и долго-долго мы сидели в объятиях друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150