— Нет, сэр.
— Значит, мимо часовни?
— Мимо часовни и направо.
— Проблемы с преступностью? — поинтересовался я.
— Я не устанавливаю правила, сэр, я обеспечиваю их соблюдение.
Помедлив мгновение, он отошел в сторону и, прищурившись, наблюдал за моим отступлением. Я повернул за угол, ожидая, что он потащится за мной, но в коридоре было пусто и тихо.
Дверь с табличкой «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ» находилась в двадцати шагах дальше по коридору. На ручке висела записка «Вернусь в...», ниже — нарисованные часы с передвижными стрелками, указывающими 9.30. На моих часах — 9.10. На всякий случай я постучал. Никакого ответа. Я оглянулся. Охранников не было. Вспомнив про служебный лифт, который находился за отделением лучевой терапии, я пошел дальше по коридору.
Там, где было отделение лучевой терапии, теперь размещалась служба благотворительных фондов. Еще одна закрытая дверь. Лифт все еще находился на прежнем месте, но кнопки отсутствовали; теперь он открывался ключом. Я начал было искать ближайшую лестницу, когда появились двое санитаров, толкавших пустую каталку. Оба молодые, рослые, чернокожие, и оба щеголяли геометрически правильными стрижками в стиле хип-хоп. Они увлеченно обсуждали игру «Рейдеров». Один из них вынул ключ, вставил в замок и отомкнул лифт. Двери открылись, обнажая обитые мягким материалом стены. На полу — обертки от гамбургеров и картофеля-фри, кусок грязной марли. Санитары втолкнули каталку. Я последовал за ними.
Отделение общей педиатрии занимало восточное крыло четвертого этажа и отделялось от палаты новорожденных открывающимися в обе стороны деревянными двустворчатыми дверями. Я знал, что клиника для приходящих пациентов была открыта всего пятнадцать минут назад, но небольшая приемная была уже переполнена. Чихание, кашель, тусклые глаза и повышенная болезненная активность. Напряженные материнские руки, удерживающие младенцев и малышей лет до пяти, документы и магические пластиковые карточки бесплатного медицинского страхования. На двустворчатой двери справа от окна приемной объявление: «Пациентов просят зарегистрироваться». Ниже испанский перевод.
Я пробрался сквозь толпу и направился по длинному белому коридору, увешанному плакатами о профилактике заболеваний и правильном питании, санитарными бюллетенями о состоянии здоровья в округе и плакатами на двух языках, призывающих растить здоровых детей: делать прививки, воздерживаться от алкоголя и наркотиков. Порядка дюжины приемных кабинетов были заняты, ящики для медицинских карт переполнены. Детский плач, похожий на мяуканье котят, и слова утешения просачивались из-под дверей. По другую сторону коридора — картотеки, шкафчики с медицинскими препаратами и холодильник, помеченный красным крестом. Секретарша стучала по клавишам компьютера. Сестры сновали между кабинетами и комнатами предварительного осмотра. Проживающие при больнице врачи на ходу разговаривали по телефонам и еле поспевали за быстро шагающими лечащими докторами.
Коридор под прямым углом повернул направо, в более короткий, где были расположены служебные кабинеты врачей.
Открытая дверь кабинета Стефани Ивз была третьей в ряду из семи дверей.
Комната размером десять на двенадцать футов, выкрашенная в обычный для больниц бежевый цвет, до некоторой степени оживлялась подвесными полками, забитыми книгами и журналами, парой репродукций Миро и одним тусклым окном, выходящим на восток. За сверканием крыш автомобилей вершины Голливудских холмов, казалось, растворялись в смеси рекламных плакатов и смога.
Письменный стол — стандартная больничная мебель, отделанная хромированным металлом и пластиком под орех, — был придвинут к стене. Жесткий на вид хромированный стул с оранжевой обивкой соревновался за жизненное пространство с видавшим виды коричневым креслом. Между ними на дешевеньком столике стояли кофеварка и замученный филодендрон в синем керамическом горшке.
Стефани сидела за письменным столом, длинный белый халат был надет поверх платья винного цвета с серой отделкой. Она заполняла медицинскую карту амбулаторного больного. Правую руку заслоняла стопка других медицинских карт высотой до подбородка женщины. Как только я вошел в комнату, Стефани подняла глаза, отложила ручку, улыбнулась и встала.
— Алекс.
Она превратилась в привлекательную женщину. Когда-то тусклые каштановые волосы длиной до плеч, безжизненные и заколотые в хвост, были теперь пушистыми, посеребренными на концах и коротко подстриженными. Контактные линзы заменили допотопные очки, открыв янтарного цвета глаза, которые я раньше никогда не замечал, фигура стала более выразительной. Она никогда не была грузной, а теперь стала просто тоненькой. Время не обошло ее стороной — печально, но не за горами и сорокалетие; лучики морщинок собрались в уголках глаз, и вокруг рта появились жесткие складки. Но со всем этим хорошо справлялась косметика.
— Рада видеть тебя, — сказала она, беря меня за руку.
— И я рад видеть тебя, Стеф.
Мы обнялись.
— Могу предложить тебе что-нибудь? — спросила она, указывая на кофеварку; при этом движении ее руки раздалось побрякивание. Позолоченные браслеты обвивали ее кисть, на другой руке были золотые часы. Никаких колец. — Просто кофе, или настоящий cafe au lait. Эта маленькая штучка конденсирует молоко.
Я отказался, поблагодарил ее и взглянул на аппарат. Небольшой, приземистый, черное матовое стекло, полированная сталь, немецкая торговая марка. Всего на две чашки. Рядом крошечный медный молочник.
— Здорово, правда? — не без восхищения воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150