— Ты все еще хочешь, чтобы я принимал участие в наблюдении? — поинтересовался я.
— Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— У меня такое впечатление, что ты забыла о синдроме Мюнхгаузена и теперь считаешь, что болезни Кэсси настоящие.
— Да, хорошо, если бы они были настоящими. И поддающимися лечению. Но даже если бы это было так, скорее всего, мы бы имели дело с хронической формой. И поэтому мне бы очень пригодилась твоя поддержка, если ты не возражаешь.
— Ни в коем случае.
— Большое спасибо.
Мы направились вниз. На следующем этаже я спросил:
— А могла ли Синди — или кто-нибудь еще — вызвать гипогликемию искусственно?
— Конечно, если посреди ночи она впрыснула бы Кэсси инсулин. Я сразу же подумала о такой возможности. Но это потребовало бы значительного опыта в выборе времени и дозы.
— Хорошей практики в умении делать инъекции?
— Использование Кэсси в качестве подушечки для булавок. Теоретически я могу это допустить. Синди проводит много времени с Кэсси. Но, учитывая реакцию девочки на шприцы, не устраивала бы она каждый раз при виде матери истерики, если та имеет обыкновение колоть ее? Но пока что, мне кажется, единственный человек, кого Кэсси не выносит, это я... Во всяком случае, во время осмотра я не заметила никаких следов уколов.
— Среди других следов от уколов были бы они заметны?
— Не очевидны, но я очень внимательно провожу осмотр, Алекс. Дети осматриваются весьма тщательно.
— А можно ввести инсулин в организм другим путем? Стефани отрицательно покачала головой, мы продолжали спускаться вниз.
— Конечно, есть оральные гипогликемические лекарства, но их метаболиты были бы видны при токсикологических анализах.
Вспомнив об увольнении Синди из армии по причине слабого здоровья, я спросил:
— А есть в семье больные диабетом?
— Кто-то, кто делится с Кэсси инсулином? — Стефани покачала головой. — В самом начале, при исследовании обмена, веществ у Кэсси, мы проверили обоих — и Чипа, и Синди. Все в норме.
— Что ж, хорошо, — проговорил я, — просто повезло, что удалось это обнаружить.
Стефани остановилась и поцеловала меня в щеку.
— Я ценю твои замечания, Алекс. Я так рада, что имею дело с биохимией, иначе рискую потерять из виду другие возможности.
* * *
Вернувшись на цокольный этаж, я поинтересовался у охранника, где находится отдел кадров. Он осмотрел меня с головы до ног и ответил, что прямо здесь, на этом этаже.
Оказалось, нужный мне отдел располагался там же, где и раньше. Две женщины сидели за пишущими машинками, третья раскладывала бумаги по папкам. Она и подошла ко мне. Соломенного цвета волосы, остренькое личико, лет под шестьдесят. Под карточкой-пропуском висел круглый, показавшийся мне самодельным, значок, на котором была прикреплена фотография большой лохматой овчарки. Я объяснил, что хочу послать открытку с выражением сочувствия вдове доктора Лоренса Эшмора, и попросил его домашний адрес.
— О да, это ужасно, не правда ли? Что происходит с этим заведением?! — сказала она прокуренным голосом и пролистала папку размером с небольшой городской телефонный справочник. — Вот, пожалуйста, доктор. Норт-Виттиер-драйв в Беверли-Хиллз. — Она назвала улицу в 900-м квартале.
Северная сторона Беверли-Хиллз — район лучших земельных участков, 900-й квартал расположен прямо над бульваром Сансет. Лучший из лучших. Ясно, что Эшмор жил на средства намного большие, чем субсидии на научную работу.
Служащая вздохнула:
— Бедняга. Это говорит о том, что безопасность купить нельзя.
— Да, согласен.
— Хотя как сказать...
Мы обменялись понимающими улыбками.
— Милая собачка, — заметил я, указывая на значок.
Женщина расцвела:
— Это моя драгоценность — мой чемпион. Я развожу староанглийскую породу за их характер и работоспособность.
— Это, наверное, интересно.
— Больше чем интересно. Животные отдают нам все, ничего не ожидая в ответ. Мы могли бы кое-чему поучиться у них.
Я кивнул.
— Еще один вопрос. С доктором Эшмором работал некто Д. Кент Херберт. Медицинский персонал хотел бы сообщить ему о благотворительном фонде, установленном клиникой в честь доктора Эшмора, но его не могут разыскать. Мне дали поручение связаться с ним, но я не уверен даже, продолжает ли он работать у нас, поэтому, если у вас есть его адрес, я был бы вам весьма благодарен.
— Херберт. Гм. Значит, вы полагаете, он ушел из клиники?
— Не знаю. Мне кажется, в январе и феврале его фамилия еще была в списках на зарплату, если это вам поможет.
— Возможно. Херберт... Надо посмотреть.
Подойдя к своему столу, женщина сняла с полки другую толстую папку.
— Херберт, Херберт, Херберт... Ну вот, здесь есть парочка Хербертов, но, кажется, оба они вам не подойдут. Роланд Херберт из пищеблока и Дон Херберт из токсикологии.
— Скорее всего, это Дон. Доктор Эшмор специализировался именно в токсикологии.
Служащая поморщилась:
— Дон — это женское имя. Мне казалось, вы разыскивали мужчину.
Я беспомощно пожал плечами:
— Вероятно, какая-то путаница. Врач, сообщивший мне это имя, не знал лично Херберта, поэтому мы оба решили, что это мужчина. Прошу извинения за мужской шовинизм.
— О, не беспокойтесь из-за такой ерунды, — воскликнула служащая. — Я в эти дела не ввязываюсь.
— А есть ли у этой Дон средний инициал К?
Она посмотрела в документы:
— Да, есть.
— Ну, тогда это она. Меня просили разыскать Д. Кент Херберт. А какая у нее должность?
— Хм, пять тридцать три А — сейчас посмотрю... — Она пролистала страницы еще одной книги. — Похоже, она была ассистентом по научной работе. Первая степень.
— Она случайно не перешла в другое отделение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150