Убийствами двух ее клиентов — одного любимого, другого ненавистного.
Если и обнаружила, то мне об этом ничего не сказала.
Да и зачем ей это?
11
Дом Джульетты Киппер был один из двух уродливых серых боксов, втиснутых на небольшой участок. Никакого заднего дворика. Перед домом — скользкая железобетонная плита. Единственная зелень — волнистый толь, покрывающий крышу.
На окнах решетки. Доступ к владению преграждал ржавый металлический забор. Вдоль тыльной части протянулась желтая лента, колыхавшаяся под натиском океанского бриза. Я вышел из машины. Ворота в заборе были закрыты на замок. Ни дверного звонка, ни переговорного устройства я не увидел. По улице фланировал бритоголовый мальчишка лет шестнадцати, прогуливавший на поводке красноносого питбуля. Как хозяин, так и его пес не обратили на меня никакого внимания, но двое других бритоголовых, проезжавших мимо в «шеви-нова», притормозили и осмотрели меня с ног до головы.
Не имея никакой причины находиться там, я сел в машину, поехал по Пико в сторону Линкольна, а потом на юг к Роуз-стрит, в Венис.
Дом Робин, белый коттедж под защищенной от вибрации остроконечной крышей, выглядел очень привлекательно. Красивые цветы перед фасадом были посажены месяца три назад. Я никогда не замечал, чтобы Робин нравилось работать в саду. Может, Тим имел опыт садовода.
Его «Вольво» стоял на подъездной дорожке за грузовым «фордиком» Робин. Я подумал, не стоит ли уехать.
— К чертям собачьим все это! — выругался я. — Права хозяина дома и все прочее.
Я надеялся, что к двери подойдет Робин, но подошел он.
— Алекс.
— Тим.
Мы напряженно улыбнулись, обменялись небрежными рукопожатиями. На нем, как обычно, была рубашка в клеточку с длинными рукавами, брюки защитного цвета, коричневые мокасины. Мистер Расслабленность во плоти. Очки без оправы придавали его голубым глазам мечтательное выражение. Тим на год моложе меня, но мне приятно думать, что выглядит он старше, потому что лысеет. Оставшиеся пряди цвета жженого сахара слишком длинные — он явно маскирует облысение. В бороде появилась седина. Глаза выражают душевные переживания.
И потом, голос. Самый привлекательный, самый звучный глубокий бас, какой вы когда-либо слышали. Каждое слово Тим произносил четко и с мягкой модуляцией. Живая реклама его ремесла.
Он преподаватель вокала, один из лучших. Работает с оперными певцами, рок-звездами и известными публичными ораторами, много путешествует. Робин познакомилась с ним на сеансе звукозаписи через месяц после того, как мы расстались. Тима попросили помочь одной диве, застудившей гортань, и они с Робин разговорились. Ее тоже позвали по неотложному случаю — несколько инструментов были повреждены во время перевозки.
Я подумал о внутреннем смысле их неотложного вызова. Оба они жили в совершенно чужом мне мире.
Мне уже было известно, что Тим — человек спокойный, покладистый, редко сам начинает разговор, если никто к нему не обращается. Он развелся с женой, тоже преподающей вокал, и имел двадцатилетнюю дочь. Она училась в Джиллиарде и боготворила отца.
Через неделю после знакомства с Тимом Робин позвонила мне. После того как мы обменялись ничего не значащими фразами, я понял, что она просит моего разрешения.
Я сказал, что она не нуждается в нем, пожелал ей всего хорошего и повесил трубку. Потом с головой ушел в свои дела, а через месяц они с Тимом уже жили вместе.
— Итак, — сказал он.
Профессионально модулированный голос наполнил это слово глубиной. Может, он родился с такими дыхательными путями, но это слово вызвало у меня раздражение.
— Как дела, Тим?
— Нормально. А у тебя?
— Тоже.
Он прислонился к дверному косяку.
— Вообще-то я собирался уходить.
— Снова в дорогу?
— Да. В дорогу на Бербанк — звучит как кинофильм Хоупа и Кросби.
— Желаю повеселиться.
— Ты приехал сюда, чтобы…
— Повидаться со Спайком.
— Жаль, но он сейчас в ветлечебнице. Ему чистят зубы.
— Да, есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы поговорить с Робин.
Сначала Тим стоял неподвижно, потом отступил.
Я прошел мимо него через небольшую темную гостиную, обставленную его прочной дубовой мебелью и кое-чем из того, что Робин взяла с собой. Старый чулан в коридоре был превращен в проход между отдельными частями дома. Через дверь я слышал звук пилы.
— Алекс? — Я обернулся. — Пожалуйста, не расстраивай ее.
— Я и не собирался.
— Знаю, я буду откровенен с тобой. Ваш последний разговор очень огорчил Робин.
— Эта беседа произошла по ее инициативе. Робин сама приехала ко мне.
Он протянул ко мне руки ладонями вперед, демонстрируя миролюбие.
— Да, Алекс. Она хотела поговорить с тобой о Беби-Бое Ли. Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что выслушал ее.
— Однако ты считаешь, что я ее расстроил.
— Извини меня. Мне не следовало ничего говорить. Просто… — Я ждал. — Забудь это. — Тим повернулся, чтобы уйти.
— Ты знал Беби-Боя? — спросил я. Он вздрогнул.
— Я слышал о нем.
— Работал с ним когда-нибудь?
— Никогда.
— А как насчет Чайны Маранга?
— Это имя мне неизвестно.
— Она была певицей, — пояснил я. — Точнее, пищалкой. Поэтому я и решил, что Чайна могла консультироваться у тебя. — Пищалки ко мне обращаются редко.
— Она мертва. Убита, как Беби-Бой.
— Так ты поэтому пришел? Алекс, я в самом деле считаю, что Робин больше не следует подвергать…
— Учту это. — Я направился к двери, соединяющей части дома.
— Прекрасно, — сказал мне вдогонку Тим. — Ты человек бескомпромиссный. Отдать тебе должное. Но может, на этот раз подумаешь о Робин?
«На этот раз». Наживка повисла, я не клюнул на нее и поплыл дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124