Она сказала то, что следовало сказать еще десять минут назад.– Да, – согласился он, но не тронулся с места.– У тебя есть дела, и у меня тоже. Каждое слово падало как сосулька.– Поэтому, – продолжала она ледяным тоном, – уезжай!Он быстро поцеловал ее в губы, вскочил в седло и не оглядываясь умчался в сторону леса.Гвин смотрела ему вслед. Она стояла так долго, что топот копыт Нуара слился со стуком ее яростно бьющегося сердца. Потом наступила тишина.Он уехал. И, возможно, она никогда больше его не увидит.Гвин сморгнула набежавшие слезы, которые вызвал, должно быть, холод. Теперь следовало заняться тем, что было важно. У Язычника была своя миссия, у нее своя: кое о чем поговорить с королем. Только прежде она должна спасти Эверут. Все это было в ее руках.Дверь широко распахнулась, и хозяева уставились на нее.– Мне нужна лошадь, – сказала она. Глава 8 Гриффин поднял голову, когда холодный ночной воздух пронзил резкий предупреждающий свист. Он ответил свистом из трех коротких трелей и одной долгой. Наступила тишина, потом на вершине холма заскрипели, открываясь, ворота. Стало слышно, как старое дерево трется о другое столь же старое дерево.Хиппингторп-Холл был готов принять гостя.Стояла мрачная и душная осенняя ночь. Атмосфера была густой и полной звуков – тихого шелеста и бормотания. Небо, низко нависавшее над головой, было ясным, расцветшим яркими мерцающими звездами, но на западе угрожающе клубились тучи. По равнине пронесся порыв ветра, взъерошив волосы Гриффина.Сердце его все еще стучало как молот, в чреслах он ощущал томление, но никогда бы не согласился привезти Гвиневру сюда, даже если бы она об этом попросила.Хиппинг был неверным и опасным человеком. Никто не знал, что он уже перешел на другую сторону, втайне отринув клятву верности королю Стефану, и теперь присоединился к Генриху, якобы готовый постоять за его дело.Кое-кто назвал бы это предательством. В иных обстоятельствах и Гриффин назвал бы это так же, но теперь предпочел счесть это предусмотрительностью. Главное, что никому не было известно, что Хиппинг перешел на сторону врага и стал перевертышем. И наследница большого состояния, верная Стефану, могла оказаться в опасности.Гриффин проехал по узкому мосту надо рвом и пригнул голову, избегая смертоносных деревянных пик на подъемных воротах, нависавших слишком низко. Если бы их опустили сейчас, его голова оказалась бы насаженной на одну из них как на вертел. Из узких бойниц на него угрюмо взирали из-под шлемов мрачные лица людей, вооруженных арбалетами и луками, нацеленными прямо ему в шею, и это оставляло еще более мрачное впечатление.Он направил Нуара вперед и доехал до середины темного, погруженного в тишину внутреннего двора замка, перекинул ногу через седло и спрыгнул на вымощенную булыжником землю. Плотная фигура Хиппинга, освещенная факел’Ами, горящими за его спиной, появилась на верхней площадке лестницы.– Привет, Язычник, – проворчал хозяин, пожимая запястье гостя. – Мы уж решили, что ты передумал. Дело темное и мрачное. Тут и сомневаться нечего.Гриффин едва улыбнулся:– Да уж, нечего.Хиппинг запрокинул голову и разразился хохотом, все еще сжимая руку Гриффина.– Как раз мне по вкусу.Его рука была толстой, как ствол дерева, а грудь размером с колесо повозки. Густые, наполовину седые, наполовину черные волосы свисали до плеч, а плечи прикрывал плащ из волчьей шкуры. Цепкие и хитрые глаза воззрились на Гриффина.– Но у твоего особого гостя прямо слюнки текут.Гриффин поднял бровь.– Я никогда не видел, чтобы у Роберта Бомона текли слюнки.– Не особенно приглядывался, мой мальчик! – разразился Хиппинг громогласным хохотом. – Признаю, что через Ла-Манш этого, возможно, и не видно. А оттуда, где сижу я, мне видно каждое движение и каждый жест великих мира сего.Хиппинг поспешил провести гостя внутрь. Они остановились на верхней площадке лестницы, ведущей в главный зал замка. Воздух здесь был затхлым и холодным. Несколько гобеленов, вяло свисавших со стен, казалось, только усиливали запах плесени. Комната была тускло освещена, но он заметил, что в ней нет ни одного слуги.Хиппинг тяжело протопал по длинному коридору и отодвинул гобелен, сделав Гриффину знак войти.С места поднялся Роберт Бомон, граф Лестер. Возле грубо сколоченного стола, занимавшего центральное место в комнате, стояла жаровня. На столешнице в лужицах натекшего с них воска покоилось несколько толстых свечей. Остальная же часть комнаты тонула во мраке. В центре стола помещался кувшин эля, и от двух деревянных чаш падали на столешницу трепещущие тени.Граф Бомон, человек среднего возраста, обошел стол и тепло пожал Гриффину руку.Гриффин склонил голову в поклоне:– Для меня честь и радость встретиться с тобой, милорд.– Нет, это для меня честь и радость, – возразил самый могущественный граф в королевстве. И после намеренно выдержанной паузы отдал поклон и добавил: – Милорд.Гриффин промолчал.– Хорошо вернуться на родину, Язычник? Давно тебя здесь не было.Гриффин сделал медленный вдох и потер свои огромные ладони. Потом поднял голову:– Я не думал, что вы знаете. Бомон развел руками:– Как я мог не узнать? У тебя его глаза.– А!Граф бросил взгляд на Хиппинга, остановившегося у двери поговорить со слугой, и сказал, понизив голос:– Твой отец ведь не предвидел этого, Язычник.– Чего не предвидел?– Того, что ты будешь готов как гончая рыскать по всей Англии ради фиц Эмпресса. Он бы тобой гордился.Угол рта Гриффина искривился в горькой улыбке.– Он бы стер монастырь с лица земли, прежде чем произнести подобные слова.Умный взгляд графа не отпускал Гриффина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88