– Это было задолго до твоего рождения. Отец Марка Майлз навязал его. Предполагалось, что Гриффин Соваж станет его оруженосцем, но что-то случилось, что-то произошло. Не знаю, как и почему это случилось, но эти три семьи связало нечто странное – возможно, нечестивое. Соважа, фиц Майлза и де л’Ами.– Марк знает Язычника? – спросила она слабым голосом.– Марк знал его отца, и да, знает и сына. И у Марка есть причина ненавидеть его, как ненавидел и де л’Ами.«Ненавидеть… – думала она тупо. – Предполагается, что я должна его ненавидеть».– Что ты говоришь?– Я говорю, Гвин, что, если еще раз посмеешь возразить Марку, ты обречена. И Эверут, и ты перейдете под его опеку, и он возьмет тебя в жены.Она прижала руку ко рту. Страх накатил на нее как волна безумия. Это движение, казалось, разгневало Джона.– Неужели ночь, проведенная с Язычником, стоит того, чтобы потерять Эверут? – спросил он свирепо. – Почему ты ничего не сказала о своем спасителе?Лицо его побледнело.– Боже, храни нас всех, Гвинни. Ты не знала? Да? Она изо всех сил покачала головой, отрицая это, но внутри у нее все кричало: «Да, да. Я знала, что он не тот, кем кажется, и этого было достаточно».Гвин закрыла лицо руками. Кончики ее пальцев похолодели, и она ощутила щеками их ледяной холод. Она с трудом различала лицо Джона. Оно распадалось и ускользало. Она не могла сфокусировать на нем взгляд.– У меня нет времени рассказывать тебе истории, Гвин. Если ты хочешь, чтобы Эверут оставался твоим, то он и должен остаться твоим. Кроме всего прочего. Ты меня понимаешь?Он посмотрел на нее как-то странно:– Неужели отец не рассказал тебе даже это?Она инстинктивно потянулась к руке Джона, потому что в этом столь изменчивом мире ей надо было держаться за что-то прочное. Отец знал Язычника. Отец его ненавидел. Значит, было что-то связывающее их семьи.Джон дотронулся до ее руки, цеплявшейся за него, и на мгновение смягчился, снова став добрым и общительным, каким она знала его долгие годы. Тем, кто мог бы объяснить ей все это безумие.Но он этого не сделал.В темном коридоре появился один из людей Кэнтербриджа и сделал ему знак.– Я должен идти. – Джон обнял ее и повел назад в комнату, задержавшись по пути у двери: – Так будет лучше.И закрыл за собой дверь.Гвин уставилась в стену. В комнате стояла оглушительная тишина, такая, что от нее заложило уши. Она опустила взгляд на свои руки, повернутые ладонями кверху и лежащие на коленях. Они были точно такими же, как день назад, как неделю назад, и все-таки не такими. Она тупо оглядывала комнату и видела знакомые предметы – бюро, буфет, стол, но теперь они предстали перед ней искаженными и потому вызывали отвращение.Отец оставил ей две вещи, две вещи, которыми она дорожила, – Эверут и связку писем в шкатулке. Одно из этих сокровищ она отдала Язычнику, которого полюбила, другое будет потеряно, если она попытается спасти его.Оттолкнув с дороги кресло, она бросилась к двери, распахнула и столкнулась с одним из рыцарей Марка. Это оказался де Луд. Господи, ее окружали кошмары!– Не тронь….те… меня! – закричала она, стряхивая руки, внезапно обвившиеся вокруг ее талии.Голос де Луда был тихим, но твердым, когда он схватил ее и водворил обратно в комнату.– Успокойтесь, леди!Ей показалось, что она заметила на его лице нечто сродни сочувствию, но это впечатление тотчас же исчезло. Прихрамывая, он подошел к единственной двери в комнате, лишенной окон, и занял там позицию, храня бесстрастное выражение лица.– Он сказал, что вам следует оставаться здесь.Гриффин мчался в Лондон, стараясь держаться окольных троп, галопом пролетая мимо поваленных древесных стволов. Стояла тишина, нарушаемая лишь стуком копыт Нуара.Он проносился, минуя предательские леса возле саксонской заставы, где они нашли и схватили его, где вновь звон мечей и крики ярости огласили еще одну лунную ночь.Их было десятеро против одного, и они поволокли его в цепях, но упустили из виду его коня Нуара, ускакавшего от них под покров деревьев с небольшим грузом на спине, притороченным к седлу узлом. Позже Эрве выскользнул из лесных теней и взял коня. Они с Александром следовали за отрядом до стен Лондона, а потом помчались к Глостерскому порту, где ожидали остальные.Гриффина бросили в лондонский Тауэр, где ежедневно избивали, грозили обезглавить и кинули наконец плашмя на холодный каменный пол, когда в нем едва теплилась жизнь. И только вмешательство Генриха, выторговавшего его в обмен на другого высокородного заложника, взятого в плен во время одной из последних кампаний, обеспечило ему свободу через шесть недель.Во время его заключения единственное, что не давало ему впасть в безумие, были мысли о Рейвен – о ее смехе, ее аромате, выражении ее глаз, когда он обещал найти ее; мысли о том, что мир снова может наполниться светом, а не мраком ужасных желаний его отца и нерушимых клятв, о том, что у него есть дом, куда он сможет вернуться и где она будет ждать его.Ужас его кишащей крысами темницы был не таким реальным, как эти светлые образы его мечтаний.Но однажды он подслушал разговор двух тюремщиков. Это было за неделю до его освобождения, когда он был избит столько раз, что потерял счет этим истязаниям.Говорили о нем…– Да, а чего еще было ждать? Женщина его выдала, – послышался грубый голос одного в ответ на реплику, которую Гриффин не расслышал. – Говорят, король обещал ей новые земли, хотя она и так богатая наследница.– Тьфу, – плюнул первый, – неужто Эверута ей не достаточно?Гриффин замер…Второй изрыгнул несколько ругательств, и голоса затихли в отдалении. Писк ржавого железа означал, что они подошли к внешней двери и скоро уйдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88