Там еще я упомянут странным образом. Так вот, почитай! Он так и начинается: «Балкон. Двенадцатый этаж»… – Полежаев развернул перед ним листок с текстом.
Еремин пробежал глазами текст и высказал свое мнение:
– Белиберда какая-то!
– И я точно так же оценил этот шедевр! Но ведь совпадает! Балкон! Двенадцатый этаж!
– И что с того? А дальше написано «июнь», а за окнами, между прочим, август! И действует у него в отрывке снайпер. Выгляни в окно! Кругом сплошь пятиэтажные дома! Шел бы ты, Антон Борисыч, на кухню и не мешал нам!
Полежаев забрал у него листок с наброском и поплелся на кухню.
– Начни с балкона, Престарелый! – услышал он за спиной команду следователя.
Кухня представляла собой довольно просторный куб, в котором уютно разместился гарнитур из вишни, холодильник, стол и пара табуретов.
Антон сразу отметил, что посуда тщательно вымыта. Ему это показалось странным. Он, например, не большой охотник до мытья посуды. Потом, правда, припомнил Васины слова насчет аккуратности мужа и немного успокоился.
Однако на месте не сиделось. Заглянул в холодильник.
– Эй, ничего там не трогай! – крикнул ему из комнаты Еремин. – Ты мне все пальчики сотрешь!
– Я с тряпочкой, – обиженно промямлил в ответ Полежаев.
– Вот как раз тряпочкой и сотрешь!
В холодильнике нечем было поживиться. В том смысле, что голодному человеку вполне хватило бы насытиться его содержимым, но не голодному сыщику, каковым себя уже считал писатель.
– Ну, что там? – заинтересовался Константин.
– Сосиски! – с досадой констатировал тот. – Кстати, могут испортиться!
Потом очередь дошла до мусорного ведра. Он видел в каком-то фильме, как милиционеры преспокойно потрошат мусорные ведра и даже не морщатся.
«Правда, они обычно орудуют пинцетом! Ничего, я не из брезгливых! Вот только бы газетку найти, чтобы не свинячить».
Антон присел на корточки и посмотрел за холодильником, между плитой и шкафом – не завалялась ли газетка?
Газетка завалялась за батареей. Ее, видно, ненароком смахнули со стола, а потом забыли достать.
Развернув на полу газету, Полежаев вдруг воскликнул:
– Оба-на!
– Что у тебя? – откликнулся Еремин.
– Газета!
– Ну и удивил! У меня тут их столько!
– Это французская газета!
– И что с того? – разочарованно вздохнул следователь.
– Махнемся не глядя, Костяк? Я хочу выпотрошить мусорное ведро, а эту газету жалко. Я бы почитал потом.
– Не лучше ли нашу газету почитать?
– Наши я не читаю!
На этот раз Константин удостоил его вниманием и собственной персоной появился на кухне.
– Насчет ведра – молодец! Ведра мы с Елизарычем любим. Держи газету! Сейчас возьму пинцет – вместе пороемся.
Ведро оказалось полупустым. Из него торчала бутылка.
– Рейнский портвейн! – опознал бутылку писатель. – Пил. Неплохое вино.
– Отнесу старику. Пусть посмотрит.
Пока Еремин отсутствовал, Антон покопался в картофельной и луковой шелухе, и в глаза ему бросился голубой клочок бумаги, знакомый каждому, начиная со школьника.
– Что это? – Константин застыл на пороге кухни, пытаясь разглядеть добычу, схваченную пинцетом.
– Два билета в кинотеатр «Иллюзион», – торжественно произнес Полежаев. – На двадцать пятое августа, на семь часов вечера.
– Значит, накануне исчезновения он ходил в кино? Ничего странного. Пригласил жену в кинотеатр. Надо же было им в конце концов помириться.
– Костя, это была не она. Василина в тот день допоздна работала.
«Ай да Леня-журналист! Пугает несчастную жену – не звони, не приходи ко мне! Та думает, что он, бедняга, барахтается в щупальцах мафии! А Леня развлекается с другой бабой! Уж кому-кому, а мне хорошо знакомы эти мужские хитрости!»
– И бутылочку он наверняка не в одиночестве распил, – сделал вывод Антон.
Еремин же не торопился с выводами:
– Послушаем, что скажет Престарелый.
Иван Елизарович дышал тяжело, со свистом. Все труднее давалась ему каждая новая экспертиза. Войдя на кухню, он ткнул своей палкой в сторону мойки.
– Вот-вот, даже посуду вымыть не поленились!
Он опустился на табурет и развел руками.
– По нулям, мальчики. Все тщательно затерто. Бутылка тоже чистая. А я поначалу подумал, что в эдаком кавардаке что-нибудь да раздобуду! Оказывается, и кавардак бывает обманчивым. На полу осколки граненых стаканов, как бы специально разбитых вдребезги, – не собрать. А вот шторку оборванную стоит посмотреть получше. Я заберу ее в лабораторию.
– Тут высказывается версия «шерше ля фам», – усмехнулся Еремин, давая понять, что автор версии не он.
– Пуркуа па? – снова развел руками старик. – Но смятая постель и бутылка портвейна – это еще не доказательства.
В это время в дверь позвонили громко, протяжно.
Антон от неожиданности подскочил на месте.
– Где твой пистолет?! – крикнул он сыщику.
– Не трусь, Антон Борисыч! – засмеялся тот. – Пока ты прощался со своей подругой, я вызвонил хозяина квартиры. Мы условились встретиться здесь. Это, наверно, он.
Это на самом деле был он. Полежаев узнал его по меткому описанию Василины. Полноватый мужчина лет сорока, с зализанными назад жидкими волосами, с неприятной улыбкой на жирных губах и с глазами действительно сальными замер на пороге комнаты. Улыбка тут же исчезла с его лица.
– Это же хлев! Поросячий хлев, а не квартира! – задыхаясь от возмущения, начал он. – Что тут было?
– Надо полагать, драка, – спокойно объяснил Еремин. – Вашего друга и квартиросъемщика похитили.
– Чувствовало мое сердце, что добром это не кончится.
– Что именно?
– Ленькины выкрутасы с квартирой. Что ему дома-то не жилось? Почему я должен страдать?
– А вы-то каким образом пострадали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120