Кто-то подглядывает за ними в открытую дверь. Парень ловит ее встревоженный взгляд и оборачивается. Легкий предутренний ветерок раздувает ажурный тюль…
Она просыпается днем, когда солнце в зените. Первая мысль – принять душ, но вовремя спохватывается. В ванной лежит труп, от которого они до сих пор не избавились. А на кухне жарится яичница. Это ее друг готовит завтрак. Он приносит ей кофе прямо в постель. «Что будем делать с трупом?» – снова интересуется она. «Я придумал, пока ты спала. Мы поступим так же, как поступили когда-то с царской семьей. Обольем его соляной кислотой. То, что останется, выбросим в реку»…
Потом она просыпается глубокой ночью. Кромешная тьма. Его рядом нет. Она зовет парня по имени. В тот же миг распахивается дверь в комнату, и яркая вспышка света ослепляет ее. «Мне же больно!» – вскрикивает она, но парень наотмашь бьет ее по лицу. Когда она приходит в себя, то не узнает собственную спальню. Беспорядок и хаос, как после обыска. Своего друга она тоже не узнает. Его лицо перекошено от гнева. «Ты меня обманула, гадина! Ты выкрала у него ту штуковину и положила в сумочку! Нечестная игра. Я подсыпал тебе в кофе снотворного, чтобы не мешала искать. Какая же ты гадина! Я нашел ее! Слышишь? Нашел!» Парень завивается смехом. Она падает перед ним на колени. Просит прощения. Плачет, умоляет, ведь знает, что он способен на все. «У меня сегодня день рождения, – вдруг вспоминает она. – Круглая дата, двадцать пять лет». «Я не забыл, – усмехается он, – и даже заказал для тебя торт». Он помогает ей подняться. Ей надо срочно умыться, привести себя в порядок после сна, длившегося сутки.
В гостиной – еще больший хаос. Несмотря на это, стол застелен белоснежной скатертью, а посередине возвышается торт в виде знаменитой крепости. А еще стоит удушливый химический запах. «Помой руки, пока я зажгу свечи. Да не туда иди! На кухню! Пусть он спокойно себе растворяется!» – командует ее возлюбленный.
Когда она возвращается, только двадцать пять свечей озаряют гостиную. Они торчат из окон сладкой крепости. Девушка читает надпись на французском: «Моя любовь – моя Бастилия!» – и задувает свечи. Парень включает свет, наливает ей чай и отрезает громадный кусок. «А себе?» – «Успеется».
Она здорово проголодалась, поэтому с жадностью набрасывается на торт. Он слишком приторный. До горечи. Внутри все обжигает, будто проглотила горький перец. Голова кружится, как после бокала шампанского. Запах из ванной все резче бьет в нос. Она откидывается на спинку кресла. Кисти рук сводит судорогой, и торт валится на пол. В кресле напротив кто-то улыбается. Ей кажется, что это наполовину изъеденный кислотой труп».
* * *
На этот раз не было никаких карандашных приписок и текст не показался писателю галиматьей.
– Что скажешь? – состроил постную мину следователь.
Вместо ответа Антон встал и резко дернул на себя дверцу холодильника, в который никто из них еще не заглядывал.
На нижней полке он сразу заметил высокую коробку из-под торта. Поставил ее на стол. Снял крышку.
– Ну и дела! – беспомощно прокомментировал Еремин.
Перед ним возвышалась нетронутая крепость, и надпись на французском гласила: «Моя любовь – моя Бастилия!»
Опомнившись, Константин бросился в ванную, но через миг оттуда раздался его разочарованный голос:
– Ни черта подобного!
– Посмотри, какого числа она родилась, – попросил Полежаев.
Тот появился с паспортом девушки в руках.
– Двадцать восьмого августа…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

29 августа, пятница
Уже за полночь Антон вошел в свою квартиру. Голова гудела от насыщенного событиями дня, а может, просто от голода. Еще в Кузьминках он мечтал о хорошем куске колбасы. Несмотря на то, что рядом находился труп девушки. Что поделаешь! Физиология берет свое, и бесполезно пытаться ее подавлять своей высокой нравственностью.
Он успел только сбросить туфли, как в дверь позвонили.
«Кого еще черт несет? Может, Еремин явился за авансом? Жлоб! Хапуга! Халтурщик! Антигерой!»
Он бы долго еще вешал на друга ярлыки, если б не воспользовался дверным глазком.
Вопреки законам логики, а также всяческим сюжетным психологическим выкрутасам, какими любил пользоваться писатель, на лестничной площадке ожидала гостеприимства и просто участия с его стороны маленькая девочка с трогательным рюкзачком на плече.
– Патя?!
– Чему ты удивляешься? – кокетливо пожала она плечами, впорхнув пестрой бабочкой в квартиру. – Я ведь обещала заехать.
Она вела себя так, будто не раз бывала в этом доме и знакома с хозяином уже много лет.
– А как же больная мамочка? – напомнил Антон и в очередной раз поставил на себе крест как на психологе.
– Мамочка? Ах да! За мамочкой есть кому присмотреть!
Она молниеносно избавилась от платформ и босиком прошлепала в кухню.
– Надеюсь, у тебя будет чем открыть? – спросила девушка, извлекая из рюкзачка бутылку белого бургундского. – И позаботься о закуске, милый. Такое вино не заедают селедкой!
– Я не ем селедку, – обиделся писатель. – И вообще, по какому случаю банкет?
– Вот здорово! – захлопала она в ладоши. – Ты не догадываешься? Мне сегодня сделали предложение!
– Поздравляю! – буркнул Антон. И тут только до него дошло, что предложение сделал он сам. Намерения его были настолько несерьезны, что он уже просто о них забыл.
– Не думала я, что ты такой легкомысленный!
– Я очень легкомысленный! И тебе не мешало бы получше узнать меня, прежде чем…
– О-ля-ля! – не дала она ему договорить. – Сейчас ты мне будешь петь про свои недостатки! Не хочу ничего слышать! Штопор у тебя есть?
Ему вдруг показалось в этот миг, что он имеет дело с многоопытной женщиной бальзаковского возраста, а не с юным, хрупким созданием, каким представлялась поначалу Патя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120