Поэтому и заманивал убийцу к себе домой.
Небо светлело. Бульвары шумели еще не пожелтевшей листвой. Уже были различимы силуэты бродяг на скамейках. Кто-то выгуливал псов неизвестной породы. Две молоденькие спортсменки, красивые и наивные, как антилопы, стремились обогнать железных вонючих чудовищ.
На Гоголевском он вздохнул с облегчением. Они минули целую эскадру машин ГАИ на Новом Арбате, и те, кажется, не обратили внимания на объявленный в розыск «форд». А до дома рукой подать.
Свернув в переулки, Константин прибавил скорости. Преследователь не отставал, плавно вписываясь в повороты. Маневрируя, Еремин не пытался скрыться, а делал это лишь во избежание несчастного случая. И, остановившись наконец возле подъезда своего дома, не выходил из машины до тех пор, пока «форд» не приблизился и не встал вплотную.
Сыщик резко хлопнул дверцей и сделал два решительных шага навстречу.
– Доброе утро, Роберт Игнатьевич! Отчего вам не спится в такую рань? Может, зайдете в гости? Утренний кофе бодрит.
Тот, кряхтя, покинул иномарку.
На красном мясистом лице застыла презрительная ухмылка, а сальные глазки бегали не останавливаясь.
– Отчего же не попить кофе с хорошим человеком! – И тут он сделал резкий выпад, но Еремин успел отскочить в сторону и выхватить пистолет.
– Только без шуток, Феоктистов! – процедил он.
Танцор, казавшийся неуклюжим тюленем, вдруг начал выделывать сногсшибательные балетные па. Еремин не успел опомниться, как лишился оружия, и в ушах у него зазвенело, и рассветное небо перевернулось, прикинулось закатом.
Когда он очнулся, над ним зияла ухмылка Танцора, а к груди неотвратимо приближалось дуло пистолета…
– Феоктистов, бросьте оружие! – Голос, казалось, прозвучал откуда-то с неба.
Уголовник зверем покосился в сторону. Ноздри его раздувались. На бычьей шее натянулись фиолетовые жилы.
Еремин видел только ноги людей, окружавших поле брани.
«Значит, братцы-гаишники не подкачали!» – понял он.
– Феоктистов, бросьте оружие! – гремело в воздухе. – Иначе откроем огонь на поражение!
– Бросай, дурак! – вырвалось из груди следователя.
Он видел, что творится с Танцором. Зверь был в панике. Его взгляд метался от стены к стене, от окна к окну, от одной подворотни к другой. Наконец он решился и бросился к подъезду, втайне надеясь, что он сквозной.
– Куда ты, идиот? – крикнул Еремин, поднимаясь.
Он хотел бежать за ним. Пусть не догонит, зато прикроет. Но засвистевшие в тот же миг пули вынудили его снова припасть к земле.
– Не стреля-а-ать! – что есть мочи завопил Константин.
Он не видел, он слышал, как жирное тело Танцора рухнуло в десяти шагах от него.
А в салоне машины следователя пиликал телефон.
Еремина хлопали по плечу, трепали по волосам, поздравляли с удачной охотой. Были среди них знакомые и было много незнакомых, но все они принимали участие в его спасении.
Еремин уже сидел в машине с открытой дверцей, поставив ноги на асфальт, сгорбившись под невидимой тяжестью.
А телефон не умолкал.
– Да? – спросил он тихо, вкрадчиво.
– Константин Николаевич! Константин Николаевич! – орал возбужденный Женя. – Василина вернулась домой! Я только что с ней разговаривал! По-моему, она того, пьяная вроде! Просто лыка не вяжет! Где была – не помнит! Как у вас дела?
– Хорошо. Отдыхай, парень.
Еремин закрыл машину и пошел спать.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

4 сентября, четверг
– Жаль, что лавры достались не мне! – горевал старик Елизарыч, утопая в белой подушке. – Вот ведь как бывает в жизни! Гонялись мы, гонялись за этим удавом, а молодой пришел и сразу снял отпечатки! Перешустрил Престарелого!
– Тебе ли жаловаться, Родитель? – Константин время от времени трогал припухшую щеку. – Банда преступников уже была у нас в кармане…
– Сам виноват, Костя, – строго рассудил больной, – пожадничал! Кофе захотел распить со зверьем? На красивые темы разговоры разговаривать? Молодец! Не ожидал от тебя! Вроде не первый год занимаешься сыском, а ума не набрался! Никакой психологии! Никакого индивидуального, понимаешь, подхода к преступнику!
Иван Елизарович не на шутку разошелся. Распекаемый сидел с опущенной головой. Ни от кого бы не потерпел такого, но у старика ночью случился сердечный приступ, вызывали «скорую», даже священник приходил. От всего было муторно на душе у Еремина.
– Ладно, Престарелый, кончай! – вставил он как можно мягче и добавил расхожее: – Никто не застрахован от ошибок. Я хотел с ним по-хорошему. Ведь ясно, что Феоктистов – не главное действующее лицо, он лишь орудие.
– Это тебе ясно. Ты можешь рассуждать, а ему, как ни крути, вышка светила. Значит, не до рассуждений.
– Глупо, конечно, – сдался окончательно следователь.
– Глупо, – согласился старик. – В МУРе наверняка закроют дело. Убийца найден. Обезврежен. Ликвидирован. Что еще надо? Мотивы никого не интересуют. Мотивы – это для романов! Как, кстати, Антоша?
– Жив-здоров, не кашляет.
– Пусть опишет меня как-нибудь, – попросил Елизарыч, – посмертно…
– Да ну тебя, Престарелый! – в сердцах воскликнул Костя.
– Хочется дожить до московского юбилея, – признался больной. – Два дня осталось. Обидно умирать. Я же в Москве родился. На Покровке. Тебе этого не понять, наверно. Я не из гордости так говорю. Просто понять и осмыслить свою жизнь можешь только сам. Что такое мое чистое детство на Чистых прудах? Это не перескажешь. Это надо пережить. Мне повезло. Мой отец был чекистом. Ему выделили комнату в центре Москвы. И там родила меня мама. Правда, везло мне недолго. Папу в тридцать седьмом расстреляли. Маму отправили по этапу, меня – в детдом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120