Что-то не припомню…
– Просто не обратила внимания. Ты шла по коридору, а я с ребятами курил.
– Может быть.
– Знаешь, Василина… – начал он не таким бодрым тоном, как прежде. – Я виноват перед тобой. Не знаю, что на меня тогда нашло. По-жлобски получилось. Ходили слухи, что вы разбежались с Леней. А ты мне всегда нравилась. Вот я… одним словом…
– Одним словом, давай не будем о грустном! Коктейль – просто чудо! – вновь засмеялась она.
– Ты не злишься? Ты простила меня?
– Кто старое помянет…
Циник на глазах превратился в совестливого, искреннего человека. И даже с бородавкой на его щеке смирилась.
– Я тебе должен рассказать кое-что…
Таким серьезным она его никогда еще не видела. И это в тот момент, когда ей хочется веселья!
– Может, не здесь? Не сейчас?
– Боюсь, что в другой раз не решусь. А сказать должен. Обязан. Это касается Лени.
– Хорошо, – покорилась она.
Он залпом прикончил «Текиловый рассвет».
– Его убила не мафия, как подает наш главный и как повторяют за ним все подпевалы.
– Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?
– Не подозреваю, а знаю наверняка. Тебя не удивило, что Роб так скоро уволился от нас?
– Удивило.
– Это он.
Она была поражена его уверенностью даже больше, чем самой страшной сутью сообщения.
– У тебя есть доказательства?
– Есть. Ты ведь знаешь, что Леня любил заниматься разного рода расследованиями. Разоблачение – это было у него в крови! Однажды совершенно случайно ему попал в руки интересный материал об одном из лагерей. Его интересовали бежавшие рецидивисты, до сих пор не пойманные.
– Я помню. Это было совсем недавно. То ли в мае, то ли в июне.
– Вот-вот. Он тщательно изучал папки с делами и, представь себе, в одном из беглых узнал нашего Роберта Игнатьевича.
– Боже мой! – застонала она. – Неужели он ему открылся?
– Сама знаешь, у Лени характер был не сахарный. В обмен на молчание тот не брал с него денег за квартиру.
– Все-таки не брал? Но ведь это… шантаж?
– И я Лене так и сказал. Незадолго до гибели мы с ним просидели здесь целую ночь. Изрядно выпили, и он разоткровенничался. «Дурак ты! – ответил он мне тогда. – Кто не рискует, тот не пьет коктейль „Голубые Гавайи"!»
– Он тоже его пил?
– Конечно. И самое неприятное… – Молодой человек запнулся, а потом решительно произнес: – Я должен это тоже сказать. Может, тебе станет легче? А может, наоборот…
– Говори!
– Роберт, кроме всего прочего, поставлял ему девиц. Это было одно из Лениных условий.
Она закрыла глаза и просидела так довольно долго, потягивая при этом коктейль. Со стороны могло показаться, что в стакан подсыпали наркотик и женщина вот-вот выйдет в открытый –космос.
– Хорошо, что ты не скрыл от меня, – наконец сказала она.
– А я теперь пожалел.
– Почему?
– Удар по самолюбию не каждый способен вынести.
– Я вынесу, – пообещала она. – А почему ты до сих пор молчал? Мог бы помочь следствию.
– Так ведь главный всем заморочил голову с мафией! И только после того как Роб уволился, я понял, где собака зарыта.
Рыжебородого саксофониста сменил джаз-банд. Они начали с веселой, бодрящей музычки.
Ее первоначальное желание пококетничать, соблазнить и отплатить страшной местью теперь казалось смешным.
– Поехали к тебе! – предложила она.
– Ты с ума сошла! У меня дома жена и дочка!
– Знакомый вариант! – усмехнулась Василина. – А здесь ты по заданию редакции?
– Вроде того.
– Тогда закажи мне еще коктейль!
Свойства коктейлей таковы, что они дают о себе знать в самый последний момент, который может стать критическим.
И поэтому женщина на рассвете вышла из такси и сделала таксисту ручкой, а потом долго не могла вписаться в проем парадной двери. Дверь перемещалась, как какая-то виртуальная зараза!
Еще хуже дело обстояло с лифтом. Он закрывался всякий раз, как только она собиралась в него войти. Пока добрые люди не внесли ее в кабину.
И в замочную скважину, хоть и била прицельно ключом, никак не попадала. После каждой попытки громко смеялась и выставляла себе баллы. Так что в конце концов перебудила соседей, и те, объединив усилия, выиграли схватку с английским замком.
Завалилась в туфлях на постель, но проспала недолго – начал досаждать телефон.
– А-а! Всполошились, гады! – кричала Василина. – Я вам сейчас устрою!
Но устроить ничего не могла, потому что телефон стоял на кухне. Она скатилась на пол и поползла к нему на четвереньках. Первым делом икнула в трубку, а потом спросила:
– Ну что, в натуре? Чего еще надо?
– Василина? Наконец-то вы дома!
– Ты – кто?
– Я – Женя! Помните, вчера снимал у вас отпечатки!
– Ах, Же-еня!.
– Где вы были? Мы так переживали за вас!
– Же-еня! Же-еня! – пела она.
– Вы немного не в себе? Может, приехать – помочь?
– Иди на-а х…, Же-еня! Я хочу спать!..
Очнулась в комнате на ковре. До кровати, видимо, не доползла. За окном уже вечерело. Вскочила. Приняла душ. На ходу выгладила старую косынку – для церкви.
«Какая дура! Какая дура!» – бормотала она себе под нос.
Заутреню она безмятежно проспала. Клятву нарушила. И снова вернулся страх.
«Прости меня, дуру! Прости!» – умоляла она, второпях натягивая штопаные колготки и надевая стоптанные туфли.
А на вечернюю молитву она опоздала, потому что явился Еремин.
* * *
Катрин любила комнатные цветы. Могла часами просиживать за чтением книг по растениеводству. Несмотря на недуг, не позволяла никому ухаживать за своими питомцами. Сама поливала, высаживала, рассаживала.
Цветы в горшках и декоративные деревца в кадках были неотъемлемой частью интерьера ее загородного дома. Но имелась еще особая оранжерейная комната, в которую допускались избранные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120