Пора нам сменить тему.
Я замечаю, как глаза Берта вспыхивают и он начинает поднимать руку.
А я-то думал, что самое плохое сегодня уже позади.
— Берт… Судя по твоему виду, ты хочешь чем-то с нами поделиться.
— Будем надеяться, что не герпесом, — я смеюсь, хоть это и моя собственная шутка, и продолжаю смеяться, несмотря на угрюмые взгляды остальных членов. Я перестаю смеяться, только когда Берт повышает голос и перекрывает мой смех.
— Я всегда мечтал обрубить целое генеалогическое древо. Нечто вроде весенней обрезки веток… Я хотел обезглавить всех до одного представителей всех поколений… И потому взял телефонную книгу и стал искать по-настоящему редкую фамилию. Такую, какой вы никогда даже не слышали. И нашел я фамилию Гринфингер. Да, Гринфингер. Вы можете в это поверить? И я подумал, что будет не так уж трудно найти всех членов этой семьи, и плевать, где они живут, я отправлюсь даже на Марс, если понадобится.
Берт не забыл о своем триумфе в прошлый раз, но сегодня, хоть он и улыбается всем многозначительно, ему никто не отвечает. Сегодня он умрет лютой смертью комедианта, и я буду наслаждаться этим от всей души.
— Я нашел мистера и миссис Гринфингер в Майами — они держали что-то вроде рыбной лавки…
Сейчас уже никто не слушает — нависшее над нами облако напряжения заглушает все. Голос Берта замирает где-то вдали, и я смотрю на профиль Бетти. Очевидно, она видит, что я смотрю на нее, потому что она поворачивается, и наши глаза встречаются. В таком положении — молча глядя друг на друга — мы остаемся, кажется, целую вечность. Я тону в ее серо-голубых глазах, и ни на секунду у меня не возникает желания всплыть и подышать.
Позже в мужском туалете я не успеваю начать мочиться — появляется рыгающий Тони Кертис и становится рядом со мной. Выглядит он довольно уныло. Мой поток мочи немедленно замирает.
— Берт сегодня ничуть не смешнее, чем судорога мышцы сфинктера.
В соответствии с моим планом я вынужден соглашаться с любыми словами Тони.
— Точно… Если ты спросишь меня, я скажу, что он попросту надорвался в прошлый раз.
Тони заканчивает продолжительное и бурное мочеиспускание. Надеюсь, он не станет смотреть на меня и не увидит, что я попросту игриво держусь за собственный член. Я пытаюсь отвлечь Тони.
— Но ты-то уж, конечно, знаешь, почему он такой скучный сегодня, да? — Тони смотрит на меня и вопросительно поднимает брови. Я сказал это специально, потому что собираюсь остаться в живых, что бы там ни задумывал агент Вэйд.
— И чего это?
— Ну… вообще-то я не хочу ничего сказать…
— Нет, хочешь. — Тони крушит перед собой все преграды в исключительно бестактной и грубой манере. Меня всегда это в нем восхищало.
— Ну… только это между нами, хорошо? Но я думаю, что у нас в клубе появилась крыса.
В туалете становится смертельно тихо. Тони очень долго молчит, потом отряхивается и застегивает молнию. Вытирает руки о свою рубашку. Смотрит на меня и проводит рукой по рту, переваривая услышанные от меня собственные слова.
— Крыса, да?
— Да. Крыса.
Тони подозрительно оглядывается. Он все взвешивает, и я понимаю, что контакт состоялся.
— Ты закончил? — он машет рукой на писсуар.
— Ну… да, да… — Мой мочевой пузырь готов убить меня, когда я застегиваюсь. Я поворачиваюсь и иду мимо Тони к раковинам. Я начинаю мыть руки, чувствуя, что его взгляд сверлит мой затылок.
— И ты думаешь, эта… эта крыса испортила Берту представление? — Я поднимаю глаза и вижу в зеркале, что Тони внимательно смотрит на меня. Я моргаю, чувствуя, как накатывает волна тревоги. Но я никак это не показываю и киваю, медленно и очень значительно.
— Должно быть, так.
— С чего бы это?
Я делаю паузу и снова моргаю.
— Берт и есть крыса.
Сказав это, я чувствую, что напряжение слабеет. Пять секунд спустя я готов сам себя удавить. То, что я сейчас сказал, вполне может стать для меня смертным приговором. У меня нет доказательств, нет фотографий из ФБР, ничего нет. Только мое слово против слова Берта. Тони сохраняет спокойствие. Потом он делает два шага к кабинкам, открывает одну из дверей. Смотрит на меня, рыгает…
— Зайди ко мне в кабинет на минутку.
Не могу поверить, что в состоянии пошевелить хоть одним мускулом. Мне кажется, что за дверью кабинки — полная темнота, бесконечная ночь. Тони отходит в сторону, пропуская меня.
Как бы мне хотелось, чтобы все это было видеофильмом и я мог нажать на перемотку кассеты.
Каким-то образом мне удается заставить свои ноги двигаться. Но я словно окостенел, и пол, кажется, залит клеем. Дверь кабинки ждет меня, тьма зовет, и я знаю, что пути назад нет. Возможно, в первый раз в жизни мне удается пописать в чьем-то присутствии. Но это только от страха.
— Присаживайся, —Тони захлопывает за нами дверь кабинки и поворачивается ко мне. Кабинка, по-моему, в два раза меньше, чем я ее помню, его огромное тело нависает надо мной, гигантская голова наклоняется ко мне, темные, безжизненные глаза смотрят мне в самую душу.
Давай, садись, — Тони поднимает гигантскую ногу и опускает стульчак. Крышка громко хлопает, и я понимаю, что он хочет, чтобы я на нее сел. Я так и делаю, и, несмотря на то что на самом деле я уже почти покойник, я чувствую себя всего лишь чуточку глупо.
— Ты что, гомик, Джуниор? — не знаю, почему он спрашивает, каждому же ясно, что никакой я не гомик. — Заходишь в сортир с чужим человеком… — он сжимает огромный кулак, поднимает его и больно бьет меня по плечу. — Шутка.
Я смеюсь, как гиена. И это блестящий ход. Смех получается такой громкий, радостный и фальшивый, что даже мне самому делается противно, так я пресмыкаюсь перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67