Впервые поняла, что речь идет о здравом смысле и что эта связь не глупее остальных. Вспомнила бельгийского серийного убийцу, оставлявшего расчлененные тела своих жертв в местах с символическими названиями. Улица Греха? Аллея Лжи? Больше она ничего не помнила. Мартина Левин скрестила руки на груди, представила себя средневековым покойником, и провалилась в сон.
Она бежала одна по коричневой аллее, состоявшей из какого-то вещества, похожего на массу опавших листьев. Высокие и прямые деревья были сделаны из того же синтетического материала. Она услышала за собой шаги, остановилась, обернулась. Увидела саму себя, ее собственный клон следовал за ней, ставя ноги в ее собственные следы. Она потянулась к этой новой Мартине Левин. Та, не видя ее, равномерно вдыхала и выдыхала воздух. Вдруг клон повернул налево, погрузился в коричневую массу, и та поглотила его.
Левин возобновила свой бег в направлении желтоватой линии горизонта, пронизанной лучами искусственного солнца. Придется ли ей и дальше бежать в одиночестве в этом неизменном пейзаже? Может быть, надо последовать примеру клона и свернуть, чтобы выйти из игры? Вдруг она увидела того, кто ее ждал. Он вышел из коричневой массы и побежал по той же дорожке перед ней. Она различала его плотную спину, его руки и ляжки с трясущимся жиром. На голове у него был чулок, переходивший в длинный плащ домового. Она ускорила бег, потянула руку, чтобы схватиться за край плаща, развевавшегося перед ней и не касавшегося земли.
Справа от нее одно дерево вспыхнуло словно факел, за ним— другое, третье. Она поднесла руку ко рту, чтобы не вдыхать запах горящего дерева. Смесь дыма и дурманящего аромата цветов. Заболели глаза и горло. Стена огня перед ней поглотила тело жирного борова.
Левин открыла глаза и увидела, что он сидит напротив ее кровати. Он улыбался, его руки удобно лежали на подлокотниках кресла. Между указательным и большим пальцами правой руки дымилась сигарета. Вроде бы не вооружен.
Левин схватила пистолет, спустила предохранитель и прицелилась в Армандо Мендозу.
Не переставая улыбаться, он медленно поднял руки и сказал:
— Эй, капитан! Я пришел с миром. Не волнуйтесь!
— Что ты у меня делаешь?
— Я видел вас по телевизору и слышал по радио. Это произвело на меня жуткое впечатление. От вашего голоса все просто обалдели.
Она поднялась, держа пистолет перед собой, приказала ему подняться с кресла и встать лицом к стене, расставив руки и ноги. Запах из ее сна шел от него, словно он пропитался жасминовой туалетной водой. Она обыскала его левой рукой, подняла подушку кресла в поисках возможно спрятанного оружия, потом отошла. Велела ему сесть и держать руки за затылком.
— Да и то, что вы говорите, очень интересно. Если кто умеет говорить, тот в конце концов получает большую власть. Например, с тех пор, как я избавился от акцента, люди прислушиваются ко мне больше, чем раньше. В чем тут дело, а?
— Как ты вошел?
— Расковырял замок.
— Мог бы позвонить.
—Я звонил! Вы тут спали как убитая. Я сначала звонил по телефону, так или было занято, или никто не брал трубку. Вместо того чтобы вас трясти с риском получить пулю или затрещину, я предпочел дать вам подышать дымком от моей сигареты.
— И ради чего все это?
— А помните тот случай, когда вы меня замели? После истории с Амелией?
Левин молча разглядывала его. На лице у сутенера-мазохиста растительности было больше, чем на голове. Сегодня он нарядился в серый шелковый костюм с черной рубашкой и пестрый галстук в сиреневых тонах. Темные очки подняты на лоб, улыбка до ушей. Он продолжал:
— Ну, так вы помните? Я вам всегда говорил, что это не я ее отлупил, и продолжаю стоять на своем. Хотя на следующей неделе меня и должны судить.
— Или именно потому, что на следующей неделе тебя должны судить.
— Признаюсь, я думал о возможности вашего вмешательства, но послушайте дальше. Я навел справки. И этот сукин сын Луи, хозяин «Бора-Бора», мне кое-что продал. Амелия— одна из его девушек. Она столкнулась со странным клиентом, просто с психом. И после этого Луи взбрело в голову засадить меня в каталажку вместо того типа, потому что он уже давно хотел подставить Роберто.
— Кто это — Роберто?
— Боливиец, которого Луи не может обойти в каких-то делишках, но я к ним касательства не имею.
— И какую роль во всем этом играешь ты?
— Луи решил, что я наложу в штаны и продам вам Роберто в обмен на свободу. Он просчитался. И именно поэтому на следующей неделе меня будут судить.
— Но все это не объясняет, почему ты оказался у меня.
— Амелия мне рассказала, что тип, который ее избил, хвастался, будто однажды уделал бабу из легавых. Говорил, что эта женщина выскочила в окно, и сказал какую-то гадость типа: «Сделай то же самое, если не хочешь, чтобы я тебе устроил танцульки». Они были на четвертом этаже, она предпочла получить взбучку. Потом Луи заставил Амелию пойти к вам. Вам могло прийти в голову, что шлюха пойдет жаловаться в полицию?
Выпрыгнуть в окно. Устроить танцульки. Танцевать. Умереть.
— Ну и почему я должна тебе верить?
— Теперь все считают, что я— крутой парень, который не раскололся перед полицией. Тем лучше. Только мы с вами будем знать, что когда мне нужно, я могу раскрыть рот. Сплошная выгода.
— Ты думаешь, мне нужен такой, как ты, Мендоза?
— Всем легавым в мире нужны такие, как я. Если Амелия заберет жалобу, я сдам вам Луи. Он торгует кокаином с Роберто, но теперь хочет самостоятельности. С недавних пор у него в Нормандии есть хаза, укромное местечко, куда привозят порошок из Гавра. Крупное дельце, слово даю.
— Как выглядел тип, избивший Амелию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73