Розмари Хауг, подруга Конрада, которая давно не показывалась.Вероятно, Симона была несправедлива по отношению к доктору Вирту, но в тот момент решила сменить невропатолога. Это решение и великолепное «бордо» настолько окрылили ее, что она отважилась на отчаянный шаг и призналась Урсу, что беременна.Ее признание положило конец всему — Терезии Пальмерс, «Grand Hotel des Alpes» и апартаментам люкс.— Не знаете ли вы хорошего невропатолога? — спросила она у своего гинеколога доктора Шперри.— Вам не нужен невропатолог, небольшая депрессия на ранней стадии беременности обычное явление.— Я опекаю одного больного, у него Альцгеймер, — пояснила она.— С целью приобретения навыков ухода за младенцем? — Гинеколог Симоны иногда бывал крайне бестактным.Закончив осмотр, он написал ей адрес одного невропатолога и даже договорился для нее о дне и часе приема.— Поменьше занимайтесь теми, кто болен Альцгеймером, это плохо действует на психику.Невропатолога звали доктор Штайнер. Он выслушал ее и сказал: — Многообещающие наметки уже есть, это правда. Некоторые из препаратов, возможно, будут скоро допущены к использованию в медицинской практике. Доктор Вирт относится к той горстке врачей, которые проводят клинические испытания одного из них. Если он не сделал этого в отношении данного пациента, значит, на то есть причины.Симона не стала упоминать Розмари Хауг.— Он не получил своевременно его согласия, а сегодня это сделать очень трудно, болезнь прогрессирует. — Что-то в реакции доктора Штайнера побудило Симону спросить: — Или вы придерживаетесь на этот счет другого мнения?— Видите ли, госпожа Кох, обычно складывается очень щекотливая ситуация, когда приходится не соглашаться со своим коллегой. Особенно если обладаешь далеко не полной информацией, как, например, я. — Он задумался на мгновение. — Но чисто теоретически я вам отвечу: возможность проверить на пациенте химические соединения, которые успешно прошли предварительные клинические испытания, не вызвав при этом у здоровых, добровольно подвергшихся эксперименту людей вредных побочных эффектов, существует. Для этого требуется или согласие больного, или, если это уже невозможно, его родных. И разрешение Комиссии по вопросам медицинской этики.— А если у него нет родных?— Тогда это вправе сделать официально назначенный опекун.— А разрешение Комиссии по вопросам медицинской этики получить можно?— Если течение болезни оправдывает испытание и все случаи риска точно просчитаны, тогда можно получить от них разрешение на разовый эксперимент.— Вы тоже проводите такие испытания? Доктор Штайнер отрицательно покачал головой.— Это делают профессора и приват-доценты, с которыми фармацевтические фирмы заключают договор на исследовательскую работу, а также врачи непосредственно в больницах.— Вы знаете кого-нибудь из этих людей?— Доктора Вирта.— А кроме доктора Вирта?— В вашем случае пациент пользуется частными услугами по уходу за больным. И это создает проблемы. Было бы проще, если бы он находился в клинике. Такое решение для вас приемлемо?Симона не раздумывала ни минуты.— Нет, об этом не может быть и речи.— Тогда это будет трудно сделать. • . . .— Но может, вы все-таки попытаетесь выяснить как? Доктор Штайнер колебался.— Ну пожалуйста.— Я дам вам знать.Когда Симона вошла в гостиную, Конрад Ланг сидел за столом. Его рука покоилась на большом пластиковом мяче с яркими цветными полосками. Она села рядом с ним. Через какой-то промежуток времени он оторвал свой взгляд от мяча и посмотрел на нее.— Погляди, — сказал он и показал на мяч, — как это все уходит назад.— Ты имеешь в виду цветные полоски?Он поглядел на нее изучающим взглядом, как учитель на безнадежно тупую ученицу. Потом покачал головой, засмеялся и принялся снова изучать мяч.— Да, теперь я тоже вижу, — сказала Симона. Конрад удивленно взглянул на нее.— А как вы вошли сюда?Сразу после этого посещения Симона отважилась на отчаянный поступок. Она взяла ключ от «Выдела» — он висел на вилле в кладовке возле кухни. Выждала, пока охрана совершит свой обход и покинет территорию виллы. И после этого вышла из дома. День был пасмурный. Везде уже зажглись огни, и был густой туман. Плащ Симоны за недолгий путь вниз по парку до «Выдела» основательно намок. Она вошла в переднюю, словно имела на то полное право.В доме было тепло и хорошо проветрено. На комоде рядом с вешалкой, как обычно, стояли свежие цветы. Эльвира всячески поддерживала у прислуги уверенность в том, что может в любое время без предупреждения вернуться домой и должна найти все так, как если бы вышла из дома всего на несколько часов. Симона постояла какой-то момент в нерешительности в прихожей, обдумывая, с чего начать. И направилась в «утреннюю» комнату.И здесь тоже свежий букет цветов. А на столе у окна сегодняшние нетронутые газеты. Единственная мебель, которая могла бы ее здесь заинтересовать, это небольшой сервант из вишневого дерева. Она по очереди открывала одну дверцу за другой. Все, что она нашла, был чайный сервиз из майсенского фарфора на двенадцать персон, еще кое-какая посуда для завтрака, несколько бокалов и рюмок и бутылки с разными ликерами.В «утренней» комнате, помимо двери в прихожую, была еще одна — она вела в гардеробную. Симона открыла эту дверь и обмерла от страха — в тот же момент на противоположной стене открылась дверь и обозначился женский силуэт. Но уже в следующий миг она сообразила, что противоположная стена — сплошное зеркало. По обеим сторонам комнаты находились высокие раздвижные двери. Когда Симона открыла одну из них, в шкафу-купе, куда свободно можно было войти, зажегся свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64