– Этот врач не для тебя. – Она повернулась к Джесс. – Он боится врачей, потому что, когда он заболел последний раз, знаешь, когда была эпидемия гриппа, врач засунул ему в рот ложечку, чтобы осмотреть горло, и Тайлера стошнило. Он ненавидит, когда его рвет.
Джесс рассмеялась, а Тайлер заплакал еще громче.
– Прости меня, дорогой, – сказала она, наклоняясь к племяннику, но продолжая держать руку над головой и позволяя Шерри забинтовать пораненную ладонь. – Я засмеялась не над тобой. Я тоже ужасно не люблю, когда меня рвет.
– А кому это может понравиться? – воскликнул Барри и потянулся к телефону на столике рядом с собой. – Так что, Джесс? Нужна ли медицинская помощь?
– Не для меня. – Она позволила отцу подвести себя к софе и усадить между собой и своей новой знакомой. – Как ты знаешь, я не из нытиков. – Но даже если Барри и помнил подробности их последней стычки, то он не подал и виду.
– Удалось ли найти виновников вандализма над твоей машиной? – спросила Морин.
Джесс покачала головой, испытывая жуть от кажущегося присутствия Рика Фергюсона в комнате, наподобие призраков в ночь под Рождество. Она отогнала эти мысли звуком своего голоса.
– Насколько я понимаю, вы – настоящая художница, – сказала она женщине, сидевшей рядом.
Шерри засмеялась. Ее смех был чарующим, похожим на звон колокольчиков при порыве теплого ветерка. Мысленно Джесс услышала в отдалении более резкий смех своей матери.
– Я просто забавляюсь этим, хотя всегда очень сильно любила искусство, – объяснила Шерри, взглядом ища одобрения отца Джесс. Чего никогда бы не сделала моя мама, подумала Джесс.
– Вы говорите об искусстве в смысле живописи или обо мне? – игриво спросил отец.
Шерри снова рассмеялась.
– Думаю, и о том, и о другом.
– Вы предпочитаете масляные краски или пастель? – для Джесс это было безразлично, но она хотела уйти от разговора на тему о любви.
– Мне больше нравится пастель, а ваш отец предпочитает масло.
Джесс поморщилась. Ее мать никогда бы не стала говорить за отца. И неужели эта женщина действительно считает нужным сообщать ей о том, что предпочитает ее отец?
– Шерри проявляет чрезмерную скромность, – включился в разговор отец, говоря теперь за Шерри. Неужели все влюбленные поступают таким же образом, подумала Джесс. – Она – довольно талантливая художница.
– Ну-у, – с некоторой нерешительностью протянула Шерри, – мне неплохо удаются статические сценки, натюрморты.
– Ее груши ужасны, – заявил Арт Костэр и подмигнул.
– Арт! – засмеялась Шерри и потянулась через Джесс, делая вид, что хочет шлепнуть Арта Костэра по руке. Джесс немного стало не по себе. – Вашему отцу удается обнаженная натура.
– Фигуристость, – добавил Барри.
– Я уговариваю ее согласиться позировать мне, – сказал Арт, улыбаясь Шерри так, как будто между ними не сидела Джесс. – Но она сказала, что бережет себя для Джеффри Кунса.
Опять в воздухе прозвучали мелодичные колокольчики. Предполагалось, что Джесс знает, кто такой Джеффри Кунс, но Джесс этого не знала, хотя тоже засмеялась, будто его имя ей о чем-то говорило.
Джесс воображала, как бы отнеслась ее мать к этой приятной семейной сцепке: Морин стояла возле Барри, который положил руку на ее плечо, а она обвила руками сынишку; Джесс приютилась на софе между отцом и женщиной, которую он хотел рисовать в голом виде; близнецы возятся в колясочках, не сводя больших круглых глаз со своей мамочки. И правильно делаете, думала Джесс, наблюдая, как они ударяют ножками в башмачках по дну колясочек. Всегда смотрите на свою маму, мысленно предупредила она их. Смотрите за ней, чтобы она не пропала.
– Джесс, спустись на грешную землю, – услышала она опять. – Ты где витаешь? Вернись к нам.
– Простите, – быстро проговорила Джесс, заметив в глазах Барри искорку досады, как будто ее рассеянность объяснялась неумением свояка принимать гостей.
– Вы что-нибудь сказали?
– Шерри спросила тебя, любишь ли ты рисовать.
– Ах, простите. Я не услышала.
– Это было видно, – заметил Барри, и Джесс заметила беспокойство, появившееся во взгляде Морин.
– Я спросила просто так, – тут же пояснила Шерри, – чтобы поддержать разговор.
– В общем-то я не знаю, нравится мне рисовать или нет, – призналась Джесс. – Я не возвращалась к этому занятию с самого детства.
– А помнишь, как ты добралась до цветных карандашей и разрисовала все стены гостиной, – напомнила Морин, – и мама ужасно рассердилась, потому что стены только что покрасили.
– Я этого не помню.
– А я этого никогда не забуду, – продолжала Морин. – Мама никогда больше так громко не кричала.
– Она вообще не кричала.
– В тот день она ужасно раскричалась. Ее было слышно за целый квартал.
– Она никогда не кричала, – упрямо повторила Джесс.
– Кажется, ты сказала, что не запомнила этот случай, – напомнил ей Барри.
– Я помню немало случаев, когда она повышала голос, – заметила Морин.
Джесс пожала плечами, пытаясь скрыть растущее раздражение.
– Но не на меня.
– Всегда на тебя.
Джесс встала, подошла к рождественской сосне; в сильно порезанной руке пульсировала кровь.
– Когда мы будем украшать это дерево?
– Мы собирались сразу после ужина, – ответил Барри.
– Ты никогда не уступала, – продолжала Морин, как будто не произошло никакой заминки. – Ты всегда старалась настоять на своем. – Она засмеялась. – Я помню, как мама говорила, что ей нравиться быть с тобой, потому что приятно находиться с человеком, который все знает.
Все рассмеялись. Джесс начинало не нравиться звучание колокольчиков на ветру.
– Все мои мальчики были такими же, – продолжила эту тему Шерри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127