– Что с тобой стряслось? Когда-то ты была ослепительная умная женщина, которая знала содержание газет от корки до корки. А теперь ты видишь в них только рецепты! Господи, ты же могла стать вице-президентом компании! Теперь твой путь только до кухни! Этот мужчина по горло завалил тебя грязной посудой и грязными пеленками, и ты пытаешься убедить меня в том, что тебе это нравится?
– Ей совсем не надо убеждать тебя в чем бы то ни было, – сердито произнес Барри.
– Думаю, что моя сестра вполне способна высказаться самостоятельно. Или здесь появилось еще одно новое правило?
– Которому ты завидуешь.
– Завидую?
– Да, завидуешь. У твоей сестры есть муж и семья, и она счастлива. А что у тебя? Холодильник, набитый замороженной пиццей, и эта чертова канарейка!
– Теперь тебе осталось сказать, что по настоящему-то мне требуется лишь одно – хороший любовник.
– Джесс! – Морин испуганно посмотрела в сторону лестницы, ее глаза наполнились слезами.
– По-настоящему тебя надо было бы отшлепать, – сказал Барри, подходя к роялю возле широкого окна и ударив суставами по клавишам. Раздался неприятный смешанный звук звонких и глухих тонов, который прокатился по всему дому, как пламя, охватившее сухой кустарник. Наверху заплакали близнецы, сначала один, потом другой.
Морин склонила голову на грудь, плача, уткнулась в белый воротник своей блузки. Потом, не глядя ни на Джесс, ни на Барри, вышла из гостиной.
– Черт подери! – прошептала Джесс, ее глаза тоже увлажнились.
– Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, – спокойно произнес Барри.
– Знаю, – отозвалась Джесс голосом, полным сарказма. – Ты не забываешь обид. Ждешь возможности расквитаться. – В следующее мгновение она уже поднималась по лестнице вслед за сестрой. – Морин, пожалуйста, подожди. Я хочу поговорить с тобой.
– Тебе нечего мне сказать, – отозвалась Морин, отворяя дверь детской комнаты, оклеенной светло-сиреневыми обоями. В нос Джесс бросился сильный запах талька, подобный крепкому наркотику. Она несколько отпрянула, и у нее опять закружилась голова, перед глазами пошли круги. Она прислонилась к притолоке двери, наблюдая, как Морин хлопотала над своими маленькими дочками.
Детские кроватки стояли под прямым углом у противоположной стены. Над ними на ниточках висели крошечные жирафы и плюшевые медвежата. Посреди комнаты стояли большая плетеная качалка и мягкое кресло, обитое материей в бело-розовую полоску, а также столик для пеленания и высокая стопка бумажных пеленок в красочной обертке. Морин склонилась над кроватками и ворковала над своими малышами, разговаривая с Джесс через плечо слегка нараспев, что смягчало остроту ее слов.
– Я не понимаю тебя, Джесс. Честно, не понимаю. Ты же знаешь, что Барри и наполовину не принимает всерьез то, что говорит. Ему просто нравится подтрунивать над тобой. Почему ты всегда попадаешься ему на крючок?
Джесс покачала головой. С кончика ее языка готовы были сорваться миллионы объяснений, но она проглотила упрек, позволив себе лишь извиниться:
– Мне очень жаль. Прости. Я не должна была так терять контроль над собой.
– Не знаю, как это получается всегда, когда вы сходитесь с Барри вместе. Только раз от разу все хуже.
– Как бы я ни старалась, он всегда находит возможность зацепить меня.
– Ты сама себя дергаешь.
– Может быть. – Джесс стояла, прислонившись к двери, и слушала, как затихают младенцы при звуке материнского голоса. Может быть, ей рассказать о том, что ей угрожал Рик Фергюсон, и о кошмаре и приступах беспокойства, которые явились следствием этой угрозы? Может быть, Морин обнимет ее и приласкает, скажет ей, что все будет в порядке? Как она нуждалась в этом объятии, как она жаждала, чтобы ее приласкали!
– У меня выдался действительно скверный день.
– У нас у всех бывают свои скверные дни. Но это не дает тебе права вести себя придирчиво и нелюбезно.
– Я же извинилась.
Морин вынула из кроватки одного из близнецов.
– Вот, Кэрри, иди наплюй на свою противную тетушку Джессику. – Она передала младенца в руки Джесс.
Джесс прижала ребенка к своей груди, ощущая губами мягкость головки младенца, вдыхая сладковатый запах, исходящий от него. Если бы только она могла все вернуть, начать все сначала, она бы многое сделала по-другому.
– Иди к своей мамочке, Кло. – Морин взяла на руки второго ребенка. – Необязательно из-за всего устраивать стычки, – сказала она Джесс, нежно баюкая младенца.
– В юридическом колледже нас учили не этому.
Морин улыбнулась, и Джесс поняла, что получила полное прощение. Морин никогда не сердилась долго. Она с детства отличалась своей незлобивостью, всегда стараясь все уладить, в отличие от Джесс, которая могла точить зуб на кого-нибудь много дней – черта, которая просто сводила с ума их мать.
– Думала ли ты... – начала фразу Джесс, потом заколебалась, не зная, стоит ли продолжать. Раньше в разговорах с Морин она не затрагивала эту тему.
– Думала ли я о чем?
Джесс начала баюкать ребенка, покачивая его на руках.
– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – медленно спросила она.
На лице Морин отразилось потрясение.
– Что?
– Казалось ли тебе когда-нибудь, что ты видишь... маму? – повторила Джесс, стараясь говорить спокойным голосом, стараясь не смотреть в испуганные глаза Морин. – Знаешь, в толпе. Или на другой стороне улицы. – Ее голос прервался. Неужели она говорит так же нелепо, как и чувствует себя?
– Наша мама умерла, – твердо произнесла Морин.
– Я просто имела в виду...
– Зачем ты мучаешь так себя?
– Я ничего плохого себе не делаю.
– Посмотри на меня, Джесс, – попросила Морин, и Джесс неохотно повернулась в сторону сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127