Газоны, пальмы и живая изгородь хорошо вписывались в пейзаж. Наш газончик был самым красивым – одному богу известно, сколько мы с Мэй вложили в него трудов. Домик тоже выглядел неплохо. Ничего, как-нибудь улажу с выплатой за него.
Когда я въехал на нашу аллею, ко мне подъехал Марти Файн – один из тех ребят, кого я катаю на машине по субботам после обеда. На руле его велосипеда висела бейсбольная перчатка.
– Здравствуйте, мистер Чартерс, – крикнул он мне и широко улыбнулся.
– Здравствуй и ты.
Так, вроде бы пустяк, а на душе полегчало. Уж во всяком случае малыши-то меня любили. И Мэй тоже любила. И ребята из Дворца правосудия – тоже. Не считая уже Лу.
Я припарковал машину. Мэй разговаривала во дворе с соседкой, миссис Шелли. Даже со спины было видно, как Мэй хороша. Свежестиранное платьице облегало ее, как перчатка, шелковистые, золотого цвета волосы были словно живые, спина – прямая и гибкая. Голые стройные ноги покрыты загаром.
– А вот и старичок приехал, – сказала она. – Пока, Гуэн.
– Добрый вечер, Джим, – кивнула мне Гуэн.
Я ждал, что она сейчас добавит «С днем рождения тебя». Но ничего подобного. Хотя Гуэн знала об этом, потому что ее Боб тоже родился шестого, но февраля.
Когда я вышел из машины, Мэй была уже в гараже. Она приблизила ко мне лицо.
– Дорогой, я так рада, что ты приехал. Трудный выпал денек, да?
Ее нежные губы пахли свежестью.
– Да не очень.
Обняв за талию, я увлек ее к дому.
– Большую часть дня пришлось ездить. Надо было сказать Мантиновер, что кассационная жалоба отклонена.
Лицо Мэй напряглось.
– И этот негодяй, Кендалл, именно тебе поручил эту грязную работу! Как она это восприняла, Джим?
Я пожал плечами.
– Ну как она могла это воспринять? Она ведь в блоке смертников. Плохи ее дела.
Стол был уже накрыт, но я не нашел на нем ничего, что говорило бы о праздничном ужине. Мэй не выставила ни красивых рюмок, ни новых тарелок. На подносе для сладкого лежало несколько паршивых печений. Цыпленком на кухне и не пахло.
– Бедная девочка, – сказала Мэй. – Как только я о ней подумаю, мне становится не по себе.
Она погладила мою руку, лежащую на ее талии.
– Пойди, помой руки, дорогой. Сейчас подам ужин.
Моясь в нашей крохотной ванной комнате, я задавал себе вопрос: неужели Мэй забыла про день рождения? А может, ей вообще на это наплевать? А может быть, она считала, что мы уже староваты для подобных развлечений. Я посмотрелся в зеркало. За последнее время я, и впрямь, как-то постарел. Появились залысины, лоб избороздили морщины, и я начал принимать вид хронически озабоченного человека, старающегося растянуть каждый доллар.
Когда я вернулся на кухню, Мэй клала на блюдо сероватые куски печенки и вареный картофель. Печенка на вид была несъедобной. Мэй подтвердила мои опасения.
– Боюсь, что печенка немножко жестковата, – сказала она. – Это – бычья печенка. По нынешним ценам мы не можем позволить себе купить телячью печенку.
Я почувствовал, что во мне закипает раздражение.
«Точно! Ну давай, продолжай, – подумал я. – Докажи мне, что я – неудачник, что не могу даже заработать на приличную еду для семьи».
Итак, я не ошибся: Мэй забыла про то, что сегодня – мой день рождения, но решил, что лучше умру, чем напомню ей об этом.
– Раскладывай пока по тарелкам, – сказал я ей. – Пойду включу дождевальную установку.
– Хорошо, Джим, – с улыбкой ответила Мэй.
На улице было уже совсем темно. Я взял из машины бутылку, отхлебнул из нее, не стесняясь, и затем открыл кран. На газоне я увидел большое коричневое пятно, которого утром не было. Тут еще и кроты суются, куда их не просят!
Печенка на вкус была еще более жесткой, чем на вид. Мэй говорила без умолку всякую ерунду: «Картерсы купили в кредит складной диван; у Гуэн Шелли сломалась стиральная машина, а в ней осталось шесть простыней; малыш у Бенсонов заболел коклюшем; заметил ли я на газоне кротов?»
Мною понемногу овладевала ярость. Если бы мне позволяли средства, я бы пригласил Мэй в «Чаттербокс» или в «Зеркало», и она бы вспомнила, конечно, что сегодня мой день рождения. Кендалл, разумеется, частенько бывал в этих заведениях. А вот Чартерсы – не были ни разу. Чтобы туда сходить, нам надо было бы больше месяца жить в режиме строжайшей экономии. К тому же сэкономленные таким образом деньги лучше было бы использовать на оплату по моему страховому полису или для оплаты счета за электричество.
– Извини за печенку, Джим, – сказала Мэй.
Я ответил, что это не имеет значения. Я тайком следил за Мэй и спрашивал себя, как такому сухофрукту, как я, удалось жениться на столь красивой женщине. Мэй была создана для мехов и жемчужных ожерелий. Когда-то я думал, что благодаря мне она все это будет иметь, но результат был таков: прошло уже десять лет. Мэй постоянно носила четырехгрошовые платья, жила в коробке для галет и ела бычью печенку в мой день рождения, про который она к тому же – дальше ехать некуда – забыла.
Под предлогом необходимости перемещения дождевальной установки я отлучился, чтобы перекинуться парой слов с бутылкой.
Пел сказала, что Мэй повезло с таким мужем, как я. Умрешь от смеха.
Мэй догадалась, что в машине было виски. Я понял это по тому, как она на меня посмотрела. Она чуть было со мной об этом не заговорила, но потом передумала.
Я заставил себя съесть свою порцию печенки. Десерта не было. Мэй начала мыть посуду. Я развернул газету, но даже не взглянул в нее. Я прислушивался к побрякиванию посуды на кухне, слышал жужжание дождевальной установки и писк комаров, пытавшихся проникнуть в дом сквозь сетки на окнах.
Выпитый виски начал давать о себе знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45