– Ты с ума сошел... Ты просто лишился рассудка, Швед!
Я придвинулся к ней поближе. Она прижалась к спинке кровати.
– И расскажи мне, почему ты так испугалась пьяного в Тихуане? Если ты не смогла понять, что он сказал, то почему ты решила, что он тебя оскорбил? И ты уверена, что все, что ты мне рассказывала о своем прошлом, соответствует действительности? И что мотель этот ты купила на деньги, оставленные тебе первым мужем?
Она перевела дыхание.
– А на какие деньги я могла его купить?
– Есть много методов, какими девушка с твоей внешностью может заработать деньги.
Она провела рукой по своей груди.
– И ты считаешь меня такой девушкой?
– Во всяком случае, мне все больше и больше так кажется.
– Почему? – поинтересовалась она. – Почему тебе так кажется?
– Потому что ты так себя ведешь.
– Как именно?
Я бросил откровенно:
– Как все потаскушки, которые встречались на моем пути. Та же искусственная улыбка. И ты так же искусственно, как и они, отвечаешь на мои ласки. Ты выглядишь настоящей леди, но только до тех пор, пока не разденешься. А как только разденешься, то сразу ведешь себя так же, как и они. – Я передразнил портовую шлюху: – "Что, матросик, одинок?" Так все они пытаются завязать знакомство. Интересно, именно по этой причине надо мной и насмехаются Мик и Уэлли? И в какую историю я только впутался?!
Она ударила меня своими голыми ногами.
– Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне! Не позволю! – И с этими словами она истерически заплакала. – Забирай машину! Забирай все, что хочешь! Только убирайся отсюда! И никогда больше не показывайся мне на глаза! Между нами все кончено! Прямо сейчас...
Я схватил ее за одну из ног, которыми она продолжала пинать меня, и разложил ее на кровати таким образом, чтобы мог без труда дотянуться до нее и поцеловать.
– Самое неприятное как раз и заключается в том, крошка, что я не могу этого сделать.
– Почему? – сдавленным голосом спросила Корлисс, освобождая руки от моих.
– По двум причинам. Потому что я люблю тебя...
– Любишь! Смешно слышать от тебя такое.
Я крепко прижал к себе ее вздрагивающее тело.
– И потом еще этот Волкович, или Липпи Сальц, или как там еще его называют. – Я прижался щекой к ее волосам. – Грин еще раз хочет говорить со мной. И с тобой тоже. Мы теперь связаны друг с другом навсегда. И ни у одного не хватит мужества покинуть другого.
Сладковатый запах, исходивший от ее волос, ее упругое тело возбуждали меня. Я погладил ее рукой...
– О, Швед, Швед! Дорогой ты мой! – простонала она, с дикой нежностью отвечая на мои ласки. Но это длилось всего мгновение.
В следующую минуту она уже вывернулась их моих рук и осталась стоять между кроватью и стеной в узком проходе.
Ее нижняя губа опять подалась вперед, а в глазах появилось выражение загнанной собаки. Она дышала так тяжело, что едва могла говорить:
– Нет, не надо... Ведь я одна из тех, о которых ты говорил... Так что, прошу тебя, оставь меня в покое, пока я не приму душ и не оденусь. А потом пойдем в бар и что-нибудь съедим. – Глаза ее наполнились слезами, а в следующий момент эти слезы побежали по щекам. – А после ужина я, может быть, смогу тебе объяснить, какую боль ты только что мне причинил.

16

Море было совсем близко. Я буквально мог вдыхать его запахи. Как будто это еще могло сыграть какую-то роль! Корлисс все перечеркнула. Между нами все было кончено.
Любое движение причиняло мне боль. Мышцы болели, как после тяжелой работы.
Глаза мои распухли и слиплись. Кто-то основательно меня поколотил.
Я неподвижно лежал на нарах, ожидая, пока они не прекратят свое покачивание.
"Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, Швед! Такого я не позволю никому! И не потерплю больше ни минуты! Возьми машину. Возьми все, что хочешь. И мы будем в расчете. Но видеть тебя я больше не хочу".
Эти слова она сказала в баре, в одной из ниш. Корлисс сидела напротив меня, холодная, свеженькая и словно нетронутая в своем белом платье, и уговаривала меня тоже съесть что-нибудь. А мне ничего не лезло в глотку, и я попытался утешиться, поставив перед собой бутылку рома.
Постепенно память возвращалась ко мне. Мы оба так нервничали, словно ожидали возвращения Грина и Купера. Корлисс поинтересовалась, должна ли она возвратить мне кольцо. Я ответил, чтобы она не говорила глупостей, Независимо от того, кем мы были, мы оставались друг для друга Корлисс и Швед... А что произошло потом?
Я сел и осторожно приоткрыл глаз. Первое, что я увидел, был санузел: умывальник и туалет. А сам я находился в узкой камере, три стены которой были сделаны из толстой стали. Четвертая стена представляла собой железную решетку.
Я посмотрел сквозь решетку и увидел симпатичного негра, который сидел в камере напротив и с интересом смотрел в мою сторону.
– Ну как, вернулся к жизни? – спросил он. – Ты так тихо лежал, что я подумал, что ты умер.
Я поднялся и обнаружил свою шапку на верхних нарах.
– Где я нахожусь?
Мой вопрос его позабавил.
– В кутузке, моряк... В тюрьме Сан-Матес-Каунти.
Мне пришлось переварить это сообщение. Этот район находился в тридцати милях к северу от "Пурпурного попугая". А последнее, что я помнил, это как я и Корлисс сидели в одной из ниш бара.
– Может, у тебя найдется что-нибудь покурить? – спросил я у него.
– Я бы сам с удовольствием закурил, – ответил тот.
Я схватился руками за решетку.
– Я не кажусь тебе сумасшедшим? – спросил я его.
Он долго думал, прежде чем ответить на мой вопрос.
– Нет, – наконец ответил он. – Хотя тебя так избили, что трудно сказать, как ты по-настоящему выглядишь. Тем не менее я бы не сказал, что у тебя не хватает винтиков в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48