Когда спустя пять минут Рози вышла из
душа и взяла полотенце, ее тело приобрело вид обычной человеческой
плоти, утратило прежнее сходство с неуклюжим сооружением из колючей
проволоки и битого стекла. Да и голос восстановился почти до
нормального.
Рози начала было натягивать джинсы и футболку, затем вспомнила,
что Робби Леффертс пригласил ее на ленч, и переоделась в новую юбку.
Потом уселась перед зеркалом, чтобы заплести волосы в косу. Работа
продвигалась медленно, потому что болели и спина, и руки, и плечи.
Горячая вода улучшила положение, но не исправила его окончательно.
"Да, для своего возраста это был довольно крупный ребенок", -
подумала она мимоходом, настолько увлеченная процессом придания своим
волосам правильной формы, что ее мозг не отреагировал на мысль. Но
потом, когда уже приближалась к концу, глянула в зеркало и увидела
нечто, от чего ее глаза мгновенно округлились. Все остальные мелкие
несоответствия утра мгновенно улетучились из сознания.
- О Боже! - произнесла она слабым сдавленным голосом. Поднявшись,
пересекла комнату, с трудом переставляя бесчувственные, как протезы,
ноги.
Во многих отношениях изображение на полотне оставалось таким же.
Светловолосая женщина с косой, свисающей вдоль спины, по-прежнему
стояла на вершине холма, но теперь ее поднятая левая рука
действительно заслоняла глаза от солнца, потому что нависавшие над
холмом грозовые тучи исчезли. Небо над головой женщины в коротком
одеянии приобрело выцветший голубоватый оттенок, как после дождя в
душный июльский день. Вверху кружило несколько темных птиц, которых
раньше не было, но Рози не обратила на них внимания.
"Небо голубое, потому что ливень закончился, - решила она. - Он
прошел, пока я находилось... ну... пока я находилась в другом месте".
Все ее воспоминания о том - другом - месте сводились к двум
ощущениям: там было темно и страшно. Этого оказалось достаточно; она
не {желала} вспоминать еще что-то и подумала, что, наверное, ей совсем
не хочется делать для картины новую раму. Она поняла, что передумала,
что завтра не станет показывать картину Биллу, даже не обмолвится о
ней ни единым словом. Будет плохо, если он заметит, что мрачное
предгрозовое небо превратилось в подсвеченный ленивыми лучами солнца
голубой небосклон, да, но еще хуже, если он совсем не обнаружит
перемен. Тогда останется только одно объяснение: она сошла с ума.
"И вообще, я теперь совсем не уверена, что мне нужна эта картина.
Она меня пугает. Хочешь услышать веселенькое предположение? Мне
кажется, в ней живут привидения".
Рози подняла холст без рамы, неловко держа его за края ладонями и
не давая сознательной части разума пробиться к мысли,
{(осторожнее, Рози, не упади в нее)}
заставившей ее обращаться с картиной с такой осторожностью.
Справа от выходящей в коридор двери располагался небольшой встроенный
шкаф, пустой до сих пор, если не считать пары туфель без каблуков,
которые были на ней, когда убежала от Нормана, и нового дешевого
синтетического свитера. Чтобы открыть дверь шкафа, ей пришлось
опустить картину на пол (разумеется, она запросто могла бы зажать ее
под мышкой, освободив другую руку, но почему-то ей не захотелось
прижимать картину к себе). Открыв дверцу шкафа, Рози снова подняла
картину и какое-то время смотрела на нее не мигая. Солнце. Эта новая
деталь, которой прежде не было... И большие черные птицы в небе над
храмом, их тоже, {вероятно}, не было, но не произошли ли в картине еще
какие-то изменения? Ей казалось, что произошли, и она неожиданно
подумала, что не может обнаружить их, потому что дело не в новых
деталях, а в исчезновении старых. Чего-то не хватало. Чего-то...
"Я не хочу знать, - торопливо сказала она себе. - Я даже думать
об этом не желаю, честное слово".
Честное слово. И все же она испытывала сожаление от собственных
мыслей, от своего изменившегося отношения к картине. Рози уже привыкла
считать ее чем-то вроде талисмана, приносящего удачу. И в одном была
абсолютно уверен": именно мысли о Мареновой Розе, бесстрашно стоящей
на вершине холма, помогли превозмочь себя в первый день записи на
студии, когда она умирала от охватившей паники. Поэтому Рози не хотела
испытывать неприятные чувства к картине, и тем более бояться ее... и
все же боялась. В конце концов, изменение погоды на старых, написанных
маслом полотнах - далеко не заурядное явление, а количество
изображенных на них предметов не должно ни увеличиваться, ни
уменьшаться, как происходит на киноэкране, когда кто-то из зрителей
заслоняет луч проекционного аппарата. Она не представляла, как в конце
концов поступит с картиной, но знала, что остаток сегодняшнего дня и
уик-энд та проведет в заточении: в шкафу в компании со старыми туфлями
и новым свитером.
Рози сунула картину в шкаф, прислонив к стене (подавив желание
повернуть картину так, чтобы та {смотрела} в стену), и закрыла дверцу.
Покончив с этим неприятным делом, натянула свою единственную приличную
блузку, подхватила сумочку и вышла из комнаты. Шагая по длинному, не
очень чистому коридору, ведущему к лестнице, Рози услышала шепот,
поднявшийся с самого дна сознания: "{Я плачу}". Она остановилась у
лестничной площадки - ее охватила такая сильная дрожь, что едва не
выронила сумочку, и на мгновение правую ногу пронзила боль от колена
до ягодицы, словно мышцу свело судорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201