Дело в том, что через некоторое время
пострадавшие женщины начинают автоматически принимать на себя вину. И
не только за что-то конкретное - за {все}.
Рози вспомнила Билла, который провожал ее до Корн-билдинга,
обнимая за талию. "Не говори, что ты виновата, - сказал он. - Не ты
ведь создала Нормана".
- Долгое время я никак не могла понять эту часть синдрома, -
призналась Анна, - но теперь мне кажется, что я разобралась
окончательно. Кто-то {должен} быть виноват. Иначе вся боль,
одиночество и депрессия не имеют ни малейшего смысла. Иначе человек
сходит с ума. Лучше чувствовать себя виноватым, нежели свихнуться. Но
вам, Рози, уже пора вырастать из этих штанишек.
- Я не понимаю вас.
- Отлично вы все понимаете, - спокойно возразила Анна, после чего
разговор перекинулся на другие темы.

2

Через двадцать минут после того, как она попрощалась с Анной,
Рози лежала в постели с открытыми глазами, сцепив пальцы и сунув руки
под подушку, глядя вверх в темноту, и в ее голове воздушными шарами
проплывали лица. Робби Леффертс, похожий на старичка, продающего
билеты благотворительной лотереи или карточки с предсказанием судьбы;
она увидела, как он протягивает ей билетик с надписью "Выйдешь из
тюрьмы на свободу". Рода Саймонс с торчащим в волосах карандашом,
говорящая Рози, что на ноги следует надевать нейлоновые чулки, а не
лучки. Герт Киншоу, человеческий вариант планеты Юпитер, в неизменных
тренировочных штанах и мужском свитере с V-образным вырезом - и то, и
другое размера XXXL. Синтия Как-ее-там (Рози до сих пор не удалось
запомнить ее фамилию), никогда не унывающая любительница панк-рока с
волосами, выкрашенными в два ярких цвета, рассказывающая, что в
детстве она часами сидела перед картиной, на которой вода в реке
совсем по-настоящему текла.
И Билл, конечно же. Она увидела его карие глаза с проблесками
зелени, волоски на висках, растущие к затылку, увидела даже крошечную
точку шрама на мочке правого уха, которое он когда-то проколол (скорее
всего, еще в колледже, набравшись смелости благодаря нескольким
порциям горячительного), а потом дырочка заросла. Она почувствовала
прикосновение его руки к собственной талии: теплая ладонь, сильные
пальцы; время от времени его бедро касалось ее бедра, и ей хотелось
знать, что он чувствует при этом, волнуют ли его прикосновения так же,
как ее. Сейчас она с готовностью признавала, что ее эти прикосновения,
без сомнения, возбуждают. Билл настолько отличался от Нормана, что
представлялся ей едва ли не гостем из другой Солнечной системы. Она
прикрыла глаза. Погрузилась в воспоминания. Из темноты выплыло еще
одно лицо, проявляясь, как изображение на опущенной в химический
раствор фотобумаге. Лицо Нормана. Норман улыбался, однако его серые
глаза оставались холодными, как куски льда. "Я забрасываю блесну,
дорогая, и в конце концов поймаю тебя на крючок. Лежу на кровати не
так уж и далеко от тебя, между прочим, и думаю о тебе. И очень скоро
мы с тобой поговорим. И я намерен поговорить начистоту. Правда, беседа
не затянется надолго. А когда она завершится..."
Он поднял руку. В ней оказался простой карандаш "Монгол" ¦ 2,
заточенный острее, чем кончик иглы.
"В этот раз я не трону ни твои руки, ни плечи. Сейчас меня больше
интересуют твои глаза. Или язык. Как тебе это нравится, милая?
Получить карандаш в свой квакающий, лживый я..."
Ее глаза резко открылись, и лицо Нормана исчезло. Она снова
зажмурилась и призвала на помощь лицо Билла. Несколько секунд Рози не
сомневалась, что оно не появится, что вместо него вернется Норман, но
этого не случилось.
"В субботу мы едем куда-то на мотоцикле, - подумала она. -
Проведем вместе целый день. Если он вздумает поцеловать меня, я не
стану противиться. Если захочет обнять меня, прикоснуться ко мне,
позволю ему. Это настоящее безумие - до чего же мне хочется быть с
ним."
Она снова начала погружаться в сон и успела подумать, что ей,
наверное, грезится пикник, который они с Биллом собираются устроить
послезавтра. Кто-то еще выбрался на природу и остановился неподалеку
от них. Какая-то семья с ребенком. Она слышала слабый детский плач.
Затем, в этот раз громче, прозвучали раскаты грома.
"Как у меня на картине, - промелькнуло в голове. - Я расскажу ему
о своей картине, пока будем завтракать, собиралась сделать это
сегодня, но нам надо было поговорить совсем о другом, и я забыла,
но..."
Гром прогрохотал снова - ближе и громче. В этот раз она немного
испугалась. Дождь испортит весь пикник, разгонит всех посетителей из
Эттингер-Пиера, сорвет планы "Дочерей и сестер", из-за него могут даже
отменить концерт.
"Не волнуйся, Рози, гром гремит только на картине, к тому же все
это происходит во сне".
Но если она видит сон, каким образом тогда чувствует подушку,
придавившую ей руки? Как получается, что она до сих пор ощущает
сцепленные пальцы рук и легкое одеяло, лежащее на ней? И почему
по-прежнему слышит шум машин, проезжающих за окном ее комнаты?
Песня сверчков сливалась в единое непрерывное
"тррр-тррр-тррр-тррр-тррр". Тихо плакал ребенок.
Неожиданно ее веки осветила изнутри яркая пурпурная вспышка,
словно молния, и гром прогрохотал еще ближе.
Рози вскрикнула и села на кровати, слыша биение собственного
сердца. Никаких молний. Никакого грома. Правда, ей показалось, что до
нее по-прежнему доносится стрекот сверчков, да, но, возможно, это
фокусы воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201