Именно это они и сделали. Руфь выиграла четыреста семью голосами
против девяти. Через три недели Мамфри с женой покинули Хейвен, а Руфь
приступила к исполнению своих новых обязанностей. Ей понравилась эта
работа. На посту констебля она могла быть полезной своему городу,
поддерживая в нем порядок. И добрые ее сограждане, сами от себя не
ожидавшие, что в городе появится женщина-констебль, через два года с
удивлением отметили, что порядка действительно стало больше, потому что
Руфь сумела укротить даже таких отъявленных пьяниц и дебоширов, как Дел
Каллам и Джо Паульсон. Иногда ей приходилось прибегать к помощи Страшилы -
Батча Дугана, готового на все ради вдовы Ральфа.

Да, про нее действительно можно было сказать, что ее сердце бьется в
такт ритму города, и поэтому, наверное, она одна из первых почувствовала
неладное.
Все началось с головной боли и плохих снов.
Головная боль пришла с наступлением июля. Иногда она была слабой и
почти незаметной, а потом в висках начинало стучать так, будто кто-то без
перерыва бьет молотом по наковальне. Ночью четвертого июля ей стало
настолько плохо, что она была вынуждена позвонить Кристине Мак-Кин и
попросить ее заглянуть утром, чтобы в случае необходимости привести врача.
В тот же вечер она засветло легла в постель, но уже стемнело, а она
все не могла уснуть. Жаркое лето. Духота. Такого жаркого лета давно не
бывало, - вяло думала она.
Ей приснился фейерверк.
Только он был не красно-бело-оранжевый, он был ядовито-зеленого
цвета. Он осветил все небо, и отсветы ложились на стоящие вокруг здания.
Оглянувшись по сторонам, она увидела хорошо знакомых ей людей, с
которыми прожила всю свою жизнь, - Харди и Креншоу, Браунов и Дюплесси,
Андерсонов и Кларендонов, - стоящих глядя в небо. Из их глаз струился
зеленый свет, а рты были полуоткрыты, и она увидела, что у всех у них
повыпадали зубы.
К ней повернулся Джастин Хард, обнажив в приветственной улыбке голые
десны, из уголка его рта стекала слюна. Уходите, - подумала вдруг она. -
Сейчас же уходите! Иначе вы все умрете!
Джастин направился к ней, и она увидела, что его лицо изменяется и
становится похожим на лицо Лампкин, ее старой куклы. И все остальные люди
начали превращаться в кукол. Мабел Нойес уставилась на нее фарфоровыми
голубыми глазами, растянув губы в загадочной улыбке китайской куклы.
- Призраки, - прошептала Мабел... И Руфь проснулась.
Она лежала с открытыми глазами, а вокруг была темнота. Головная боль
наконец-то прошла. В мозгу крутилась одна и та же мысль: Руфь, ты должна
уехать отсюда прямо сейчас Не трать времени на сборы, одевайся и уезжай!
Но она не могла сделать этого.
Вместо этого она вновь закрыла глаза и через некоторое время уснула.

Когда пришло сообщение, что в доме Паульсонов произошел пожар, Руфь
примчалась туда на десять минут раньше пожарной команды и размышляла о
том, что начальник пожарной команды Аллисон достоин хорошей взбучки.
Потом мысли ее перескочили на другой интересующий ее момент. Дело в
том, что с некоторых пор ей стали известны вещи, о которых еще неделю
назад она не имела права знать. Это знание стало как бы частью ее.
И она думала об этом, потому что Хейвен изменялся и перемены не
предвещали ничего хорошего.

За несколько дней до исчезновения Давида Брауна Руфь поняла, что
город отстраняется от нее. Никто не плевал ей вслед, не бил окна в ее
доме... но она замечала, что все чаще люди провожают ее взглядом.
Они смотрели ей вслед... смотрели и ждали..
Чего?
Она отлично знала чего: они ждали, когда она начнет "превращаться".

Между пожаром в доме Паульсонов и исчезновением Давида Брауна прошла
неделя. Именно тогда с Руфью и стали происходить всякие странные вещи.
Например почта.
Она получала каталоги, проспекты и циркуляры, но к ней не приходили
письма. Никаких личных посланий. Так прошло три дня, и наконец она
отправилась на почту. Там находилась только Ненси Восс. Руфь объяснила ей,
зачем пришла, и вдруг услышала странные щелкающие звуки. Она не имела
представления, что
(кроме почты для нее)
может производить такие звуки. И еще ей не нравилась эта женщина,
из-за которой так много слез пролила Бекки Паульсон, и...
На улице было жарко, в помещении почты - еще жарче. Руфь обливалась
потом.
- Я прослежу за твоей корреспонденцией, Руфь, - улыбнулась ей Нэнси
Восс, и Руфь заметила, что половины ее зубов во рту нет.
Руфь присела к столу, чтобы заполнить бланк перевода, думая при этом:
Я схожу с ума. И что это за звуки? Может, они мне мерещатся?
Вжик-вжик, вжик-вжик.
- Что это за шум? - спросила она, боясь поднять на Нэнси глаза.
- Машина, сортирующая корреспонденцию, - ответила та, помолчала и
добавила:
- Но ведь ты и так знала это, верно, Руфь?
- Откуда я могла знать это, если ты ничего мне не сказала? - спросила
Руфь, сделав над собой усилие, чтобы не нагрубить Нэнси. Карандаш в ее
руке задрожал. Она не получает писем, потому что Нэнси Восс просто
выбрасывает их. Это было частью пришедшего к ней знания. Но Руфь умела
держать себя в руках и прямо и открыто встретилась с Нэнси взглядом.
Можешь жаловаться кому угодно, - говорил взгляд Руфи. - Я не боюсь
таких, как ты. Можешь обсуждать меня с кем угодно, но будь готова к тому,
что получишь отпор.
Нэнси моргнула и отвернулась, что-то пробормотав про большое
количество работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104