- Она умерла в пятьдесят
пятом... легкие. Не знаю, как я пережил это.
К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы затем, чтобы
получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцами абажур
настольной лампы.
- Перестань! - рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка отпрянул.
- Отлично, - сказал он с искренним восхищением. - Сразу чувствуется
начальник. А кстати, это Ильза Кох придумала делать абажуры из челове-
ческой кожи?
- Я не знаю, о чем ты, - сказал Дюссандер. На "ящике" лежала пачка
"Кулз", без фильтра. Он протянул пачку.
- Хочешь? - Его лицо исказила жутковатая ухмылка.
- Нет. Это может кончиться раком легких. Мой папа раньше курил, а по-
том бросил. Даже вступил в общество некурящих.
- Ну-ну. - Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку из кармана
халата и чиркнул ею о пластиковую поверхность "ящика". Затянувшись, он
сказал:
- Лично я не вижу причин, почему бы мне сейчас же не позвонить в по-
лицию и не рассказать, какую чудовищную напраслину тут на меня возводят.
А ты видишь? Только отвечай быстро, мальчик. Телефон в прихожей. Предс-
тавляю, как тебя выпорет отец. Неделю будешь подкладывать под себя поду-
шечку.
- Мои родители всегда были против порки. Телесные наказания не решают
проблемы, а только усугубляют ее. - Внезапно глаза Тодда заблестели. - А
вы их пороли? Женщин? Раздевали их догола и...
Дюссандер издал какой-то сдавленный звук и направился в прихожую.
- Я бы не советовал, - произнес Тодд ледяным голосом.
Дюссандер повернулся. Он заговорил четко и размеренно. Если что и
смазывало эффект, так это отсутствие вставной челюсти.
- Еще раз, последний, повторяю: меня зовут Артур Денкер. Артуром,
кстати, отец меня назвал в честь Конан-Дойля, чьи рассказы приводили его
в восхищение. Я никогда не был Дюзандером, или Гиммлером, или Дедом Мо-
розом. В войну я был лейтенантом запаса. Я никогда не принадлежал к на-
цистской партии. Мое участие в боевых действиях ограничилось тремя неде-
лями боев в Берлине. Не скрою, в конце тридцатых, еще в первом браке, я
симпатизировал Гитлеру. Он покончил с депрессией и в каком-то смысле
восстановил нашу национальную гордость, которую мы потеряли в результате
унизительного и бесчестного Версальского мира. Тогда, в тридцатых, он
казался мне великим человеком. Он и был по-своему великим. Но под конец
он безусловно свихнулся - посылать в бой несуществующие армии по указке
звездочета! Отравить Блонди, свою любимую собаку! Поступки безумца. Они
все обезумели - заставляли собственных детей глотать капсулы с ядом и
при этом распевали "Хорст Вессель". Второго мая сорок пятого года мой
полк сдался американцам. Помню, как солдат по фамилии Хакермейер угостил
меня шоколадом. Я даже заплакал. Меня поместили в лагерь для интерниро-
ванных в Эссене. К нам хорошо относились. Мы следили за Нюрнбергским
процессом по радио, и когда Геринг покончил с собой, я обменял амери-
канские сигареты на бутылку шнапса и напился на радостях. После освобож-
дения я устроился на завод "Эссен Мотор" - ставил колеса на автомобили.
В шестьдесят третьем вышел на пенсию и вскоре переехал в Соединенные
Штаты. Это была мечта моей жизни. В шестьдесят седьмом я получил граж-
данство. С тех пор я американец. Голосую на выборах. Никакого Буэнос-Ай-
реса. Никакой торговли наркотиками. И Западного Берлина не было. И Ку-
бы... А теперь иди, иначе я звоню в полицию.
Тодд не двигался с места. Старик вышел в прихожую, снял трубку. Тодд
словно застыл возле настольной лампы.
Дюссандер начал набирать номер. Тодд не отрываясь смотрел на него, и
сердце готово было выпрыгнуть из груди. После четвертой цифры Дюссандер
обернулся и встретился с ним взглядом. Вдруг плечи старика поникли. Он
положил трубку на рычаг.
- Как ты узнал?
- Много труда и чуть-чуть удачи, - скромно ответил Тодд, озаряя собе-
седника дружелюбной улыбкой. - У меня есть друг, Хэролд Пеглер, но вооб-
ще-то все его зовут Лис. У него нюх. Мы, когда играем в бейсбол, ставим
его на вторую базу. А у отца Лиса не гараж, а клад. Горы журналов, и все
про войну. Фотографии фрицев, в смысле немецких солдат, и япошек, пытаю-
щих разных женщин. Статьи про концлагеря. Я от всего этого прямо балдею.
- Что ты от них... балдеешь? - Дюссандер оторопело смотрел на него,
потирая ладонью щеку. Звук был такой, будто он проходился по ней наждач-
ной бумагой.
- Ну да. В смысле ловлю кайф. Получаю удовольствие.
"Это может произойти совершенно для вас неожиданно, - разглагольство-
вала миссис Андерсон, учившая их в пятом классе. - Вы столкнетесь с
чем-то новым и вдруг поймете: вот он, мой ГЛАВНЫЙ ИНТЕРЕС. Это все равно
что повернуть ключ в замке. Или в первый раз влюбиться. Вот почему, де-
ти, так важен День выбора профессии - в этот день вы, может быть, найде-
те главный интерес в своей жизни". Тогда Тодд отнесся к словам миссис
Андерсон как к полной галиматье, но много позже, в гараже у Лиса, ему
вспомнились эти слова, и он подумал, что она была, возможно, не так уж
далека от истины. Он переворачивал страницы старых слежавшихся журналов,
и от смешанного чувства отвращения и непреодолимого любопытства у него
разболелась голова, глаза же от напряжения начали слезиться, но он про-
должал читать, и вдруг из текста под фотографией усеянного трупами места
под названием Дахау на него выскочила цифра:
6 000 000
Он подумал: тут что-то напутали, кто-то по ошибке прибавил один-два
нуля, во всем Лос-Анджелесе живет вдвое меньше людей!
1 2 3 4 5