Его не предъявили на суде в
качестве улики - правосудие в этой части света скорое, но не настолько,
чтобы сохранился бутерброд с беконом и помидорами, хотя фотографии его
остались.
- Что здесь произошло, Джон Коффи? - произнес Макджи низким серьезным
голосом. - Ты не хочешь об этом мне рассказать?
И Коффи ответил Макджи и всем остальным почти в точности так же, как и
мне; это к тому же были последние слова, которые обвинитель сказал присяжным
во время суда над Коффи,
- Я не смог ничего поделать, - произнес Джон Коф-фи, держа на руках
обнаженные тела убитых, истерзан-ных девочек. Слезы снова потекли по его
щекам. - Я пытался вернуть все назад, но было уже поздно.
- Парень, ты арестован по подозрению в убийстве, - заявил Макджи и
плюнул Джону Коффи в лицо.
Присяжные удалились на сорок пять минут. Как раз хватило бы, чтобы
съесть завтраки. Интересно только, полез бы им кусок в горло.

5
Вы, конечно, понимаете, что я не мог всего этого узнать за один жаркий
октябрьский вечер, проведенный в почти вымершей тюремной библиотеке, из
единственного комплекта газет, засунутого в корзину из-под апельсинов, но
того, что узнал, хватило, чтобы не заснуть в ту ночь. Когда моя жена
проснулась в два часа ночи и увидела, что я сижу на кухне, пью пахту и курю
самокрутки, она спросила, в чем дело, и я солгал ей в один из немногих раз
за долгое время нашего брака. Я ответил, что у меня произошла еще одна
стычка с Перси Уэтмором. Это было так, но я не потому не мог уснуть. Все,
что касалось Перси, я обычно оставлял в кабинете.
- Да забудь ты этого гнилого червя, возвращайся в постель, - сказала
она. - У меня есть кое-что, что поможет тебе заснуть, сколько хочешь.
- Это здорово, но я, пожалуй откажусь. У меня что-то слегка не в
порядке с мочевой системой, и я боюсь передать это тебе.
Она подняла бровь.
- Ага, мочевая система, - съязвила она. - По-моему, ты просто взял не
ту девку с панели прошлый раз, когда был в Батон Руже.
Я никогда не был в Батон Руже и никогда не связывался с уличными
девчонками, и мы оба это знали.
- Просто старая инфекция, - объяснил я. - Моя матушка говорила, что
мальчики подхватывают ее, когда писают при северном ветре.
- Да, твоя матушка не выходила из дома весь день, если вдруг рассыпала
соль. Доктор Сэдлер...
- Нет, сэр, - сказал я, подняв руку. - Он хочет, чтобы я принимал серу,
и к концу недели меня стошнит во всех углах кабинета. Со временем это
пройдет, но сейчас, я думаю, наши игры придется отложить.
Она поцеловала меня в лоб прямо над левой бровью, что всегда вызывало
мурашки по коже... и Дженис хорошо это знала.
- Бедный ребенок. Как будто мало этого ужасного Перси Уэтмора. Ложись
скорее спать.
Я так и сделал, но прежде вышел на заднее крыльцо облегчиться
(предварительно проверив направление ветра мокрым большим пальцем; то, чему
учат родители в детстве, остается надолго, как бы глупо это ни было).
Мочиться на улице - одно из удовольствий сельской жизни, о котором никогда
не говорят поэты. Но этой ночью удовольствия я не испытывал: вытекающая
жидкость горела, словно нефть. Но я подумал, что вечером было хуже, и уж
точно - два-три дня назад гораздо хуже. Так что появилась надежда, что все
пошло на поправку. Никогда у меня не было надежды более тщетной. Никто не
мог сказать мне, что микроб, забравшийся внутрь меня, где тепло и сыро,
может взять пару дней отдыха, прежде чем опять войти в силу. Я бы очень
удивился. А еще больше удивился, если бы узнал, что через каких-то
пятнадцать-двадцать лет изобретут таблетки, в рекордное время избавляющие от
такой инфекции... а если при этом и произойдет расстройство желудка или
кишечника, тебя никогда не стошнит так, как от серных пилюль доктора
Сэдлера. Но тогда, в 1932-м, можно было только ждать и пытаться не обращать
внимание на то, будто кто-то налил внутрь мочевой системы нефть и поднес к
ней спичку.
Я облегчился, зашел в спальню и в конце концов заснул. Мне снились
девочки с застенчивыми улыбками и кровью на волосах.

6
На следующее утро я нашел на своем столе розовый клочок бумаги с
просьбой при первой возможности зайти в кабинет начальника тюрьмы. Я знал,
по какому поводу: в этой игре были неписаные, но обязательные правила, а я
вчера ненадолго перестал играть по ним - поэтому я решил потянуть с визитом
к начальству как можно дольше. Наверное, как и с визитом к врачу со своими
мочевыми проблемами. Я всегда думал, что делам типа "разделаться раз и
навсегда" придают слишком много значения.
Во всяком случае я не спешил в кабинет Уордена Мурса. Вместо этого я
снял свои шерстяной китель, повлил его на спинку стула включил вентилятор в
углу - день выдался опять жарким. Потом сел и пробежал глазами ночной отчет
Брута Ховелла. Трево-житься было не о чем. Делакруа немного плакал после
возвращения - он почти всегда по ночам плакал больше о себе, чем о тех, кого
сжег живьем, я почти уверен, - а потом достал Мистера Джинглза, мышь, из
коробки из-под сигар. Это успокоило Дэла и до утра он спал как младенец.
Мистер Джинглз почти всю ночь провел на животе Делакруа, обвив хвост вокруг
задних лапок и не мигая глазками-бусинками. Словно Господь решил, что
Делакруа нужен ангел-хранитель, но распорядился, что только мышь сойдет в
этом качестве для такой крысы, как наш "убийственный" дружок из Луизианы.
Конечно, всего этого не было в рапорте Брута, но я провел достаточно много
ночных наблюдений, чтобы уметь читать между строк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19