Ни в
ту ночь, ни в другую - никогда.
Клаус поднялся с рассветом, чтобы подоить коров. Веранда была обращена
в противоположную сторону от сарая, и Клаусу даже не пришло в голову
посмотреть, как там девочки. То, что Баузер не пришел к нему, тоже не
вызвало тревоги. Пес относился и к коровам, и к курам очень пренебрежительно
и обычно отсиживался в будке за сараем, когда все работали, так что
приходилось его звать... и звать настойчиво.
Марджори спустилась вниз минут через пятнадцать по-сле того, как ее муж
надел сапоги в кладовке и отпра-вился в сарай. Она поставила вариться кофе,
потом на-чала жарить бекон. Соблазнительные запахи заставили Хови спуститься
из своей комнатки под самой крышей, но девочки не пришли. Она послала Хови
за ними, пока разбивала яйца на сковородку. Сразу после завтрака Кла-ус
обычно отправлял девочек за свежими яйцами. Но в то утро в доме Деттериков
так и не позавтракали. Хови вернулся с веранды с перепуганным лицом, его
слегка припухшие после сна глаза теперь были широко открыты.
- Они исчезли, - объявил он.
Марджори отправилась на веранду скорее раздражен-ная, чем
встревоженная. Позже она сказала, что подумала, если вообще что-то подумала,
что девчонки спозаранку отправились погулять и нарвать цветов с первыми
лучами солнца. Или еще какие-нибудь девчоночьи глупости. Но едва взглянув,
она поняла, почему Хови побелел.
Она стала громко-громко кричать и звать Клауса, и тот опрометью кинулся
к ней, разлив на сапоги полведра молока. То, что он увидел на веранде, могло
подкосить любого, даже самого крепкого из родителей. Одеяла, в которые
кутались девочки, когда ночи становились холоднее, были скомканы и сбиты в
угол. Сорванная с верхней петли дверь-сетка криво болталась в проеме. И на
стенках веранды, и на ступеньках под сорванной дверью - везде были брызги
крови.
Марджори умоляла мужа не идти на поиски девочек в одиночку и не брать с
собой сына, если муж считает, что должен идти, но она зря сотрясала воздух.
Он взял винтовку, которую держал на верхней полке в кладовке - подальше от
детских рук, и дал Хови винтовку двадцать второго калибра, которую
приберегали ко дню его рождения в июле. И они ушли, не обращая ни малейшего
внимания на рыдающую, кричащую женщину, которая хотела знать, что они будут
делать, если встретят банду бродяг или толпу плохих негров, сбежавших с
графской фермы в Ладуке. Но я думаю, мужчины правильно поступили. Кровь уже
загустела, но еще оставалась липкой и скорее ярко-красного, а не бурого
цвета, как бывает после высыхания. Девочек похитили не очень давно. Клаус
понял: еще есть шанс, что они живы, и хотел им воспользоваться.
Ни отец, ни сын не были следопытами или охотниками, они не относились к
числу тех, кто выслеживает в сезон енота или оленя не ради забавы, а потому
что так нужно. А двор вокруг дома был вытоптан, и следы пересекались под
немыслимыми углами. Они обошли сарай и почти сразу поняли, почему Баузер, не
мастер кусаться, но мастер полаять, не поднял тревогу. Он лежал, высунувшись
из будки, сбитой из остатков досок (над полукруглым входом прибита дощечка с
аккуратной надписью "Баузер" - я видел фотографию в одной из газет), и
голова его была почти полностью вывернута назад. "Нужна недюжинная сила,
чтобы проделать это с таким крупным животным, - сказал позже обвинитель
Джона Коффи присяжным и бросил долгий многозначительный взгляд на неуклюжего
человека, сидящего на скамье подсудимых, опустив глаза, в новом казенном
комбинезоне, похожем на само проклятие. Рядом с собакой Клаус и Хови нашли
кусочек жареной колбасы. По версии, и довольно правдоподобной, не
сомневаюсь, Коффи сначала подманил пса колбасой, а потом, когда Баузер уже
доедал последний кусочек, протянул руки и свернул ему шею одним мощным
движением. За сараем находилось северное пастбище Деттерика, где в тот день
коровы не паслись. Трава была покрыта росой и на ней отчетливо выделялась
дорожка следов, уходящая по диагонали к северо-западу.
Даже в состоянии, близком к истерике, Клаус Деттерик засомневался, идти
ли следом. Он не испытывал страха перед теми, кто похитил его дочерей, он
боялся, что, преследуя похитителя по его следам, может пойти в обратном
направлении и потерять время, когда дорога каждая секунда.
Хови разрешил его сомнения, сняв с куста, сразу за территорией двора,
клочок желтой материи. Клаусу показали этот клочок, когда он сидел за столом
свидетелей, и он, заплакав, сказал, что узнал в нем клочок пижамных шортиков
своей дочери Кейт. Шагов через двадцать они сняли с ветки можжевельника
кусочек бледно-зеленой ткани, такой же, как ночная рубашка Коры, в которой
она целовала маму и папу перед сном.
Отец и сын Деттерики пустились почти бегом с винтовками наперевес, как
солдаты в атаке под сильным огнем. Что меня удивляет из всего случившегося в
тот день, так это то, что мальчик, отчаянно бегущий за отцом (а он ведь мог
совсем отстать и потеряться), не упал и не пустил пулю в спину Клауса
Деттерика.
Ферма была подключена к телефонной станции, и это еще раз говорит о
том, что Деттерики, хотя и скромно, но были вполне обеспечены в те ужасные
времена. Марджори через коммутатор обзвонила всех соседей, имевших телефоны,
и рассказала о несчастье, обрушившемся на них, как гром среди ясного неба,
зная, что от каждого звонка пойдут слухи, как круги по воде от брошенных
плоских камешков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19