Карл Амалара.
Я откинулся на спинку стула, одновременно со вздохом
облегчения и разочарования. Такое имя от фонаря не назовут. Итак
еще одно гнусное преступление на почве ревности.
- Вот и отлично, - сказал я.
Он ушел раззванивать новость по всей общаге. Я перечитал свои
рассуждения о Мильтоне, ничего не понял, порвал работу и начал
заново.
На следующий день газеты поместили фотографию Амалары - весьма
выигрышную, могли бы найти и похуже, - сделанную, видимо, по
случаю окончания школы: такой грустный мальчик, смуглое лицо,
темные глаза, на носу следы от оспин. Амалара пока не признался,
но слишком много фактов говорило против него. Последний месяц он
и Гейл Керман часто ссорились, а неделю назад вообще разорвали
отношения. Сосед Амалары сказал, что тот ходил "какой-то
подавленный". В сундучке под кроватью полиция обнаружила
семидюймовый охотничий нож из магазина "Л. Л. Бинза", а также
карточку убитой, изрезанную ножницами.
Рядом с фотографией Амалары газеты поместили снимок Гейл
Керман - весьма неважный: по виду скромненькая блондиночка в
очках и рядом с ней собака. Блондинка щурилась и кривила губы в
вымученной улыбке. Одна ее рука лежала на голове собаки. Все
казалось убедительным. Должно было казаться убедительным.
Ночью снова подобрался туман - даже не по-кошачьи, а скорее
по-пластунски. Я решил пройтись. Болела голова, и я вышел
подышать свежим воздухом; пахло промозглой весенней сыростью,
перед которой неохотно отступал снег, обнажая стариковские
проплешины прошлогодней травы.
Эта ночь врезалась мне в память, как одна из самых прекрасных.
Под нимбами фонарей прохожие - шепчущиеся тени - напоминали
идущих в обнимку влюбленных. Талый снег играл и пел, играл и пел
в водостоках, и в песне чудились голоса моря, ушедшего от
берегов.
Я бродил почти до полуночи, пока весь не вымок, по ветвистым
дорожкам, среди теней и приглушенных шагов. Кто поручится, что
мне не встретилась тень того, о ком вскоре заговорят как о
Мартовском Выползне? Я, например, не поручусь: лица надежно
скрывал туман.
Утром меня разбудил шум в холле. Я высунулся, наспех
приглаживая волосы обеими руками и пытаясь пошевелить языком,
который, как гусеница, прилип к небу. Я хотел спросить, кого там
еще к нам зачислили, но мой вопрос опередили.
- Новая жертва, - крикнул кто-то, бледный от возбуждения. -
Так что его выпустили.
- Кого?
- Амалару! - радостно сказал второй. - Когда это случилось,
Амалара сидел в кутузке.
- Что случилось-то? - терпеливо спрашивал я. Ничего, говорил я
себе, разберемся. Сейчас все станет на свои места.
- Этот тип убил ночью новую жертву. И теперь ищут, куда он ее
дел.
- Кого? Жертву?
Передо мной опять качнулось чье-то бледное лицо:
- Голову! Он ее обезглавил!
Колледж Нью-Шарон и сегодня не из больших, а тогда был еще
меньше - о таких заведениях специалисты по связям с
общественностью говорят "студенческая коммуна". Это и была
коммуна, во всяком случае восемь лет назад: при встрече все
кивали друг другу, хотя могли ни разу словом не перекинуться.
Кивая той же Гейл Керман, ты понимал, что где-то ты наверняка ее
видел.
Другое дело Энн Брэй; тут гадать не приходилось. Годом раньше
она заняла второе место в конкурсе "Мис Новая Англия": она там
потрясно вертела зажженный с двух сторон жезл под мелодию "Ты
рассмотри меня получше". С серым веществом у неВк тоже был полный
порядок - редактор студенческого еженедельника (вернее сказать,
газетного листка, в основном заполненного политическими
карикатурами и выпендрВкжными письмами), участник драматического
кружка и президент местного отделения Национальной женской
организации. На первом курсе, когда я был совсем еще молодой и
горячий, я как-то раз передал в ее газетку материал на колонку, а
ее саму попросил о свидании - и получил сразу два отказа.
И вот сейчас она мертвая... хуже, чем мертвая.
Утром, по дороге на занятия, я кивал своим знакомым или бросал
"привет" с какой-то особой старательностью, словно хотел этим
сгладить бесцеремонность, с какой я их в упор разглядывал. А они,
в свою очередь, меня. Среди нас был черный человек. Черный, как
массивные пушки времен Гражданской войны, то и дело
обволакиваемые туманом. Мы вглядывались друг другу в лицо, ища
эту самую черноту.
На этот раз арестов не последовало. Полицейские машины, как
голубые жуки, круглосуточно ползали в тумане по студенческому
городку с восемнадцатого по двадцатое, и свет фар тыкался во все
углы и закоулки. Администрация ввела комендантский час - 21.00.
ВлюблВкнная парочка, имевшая глупость обниматься в рощице, что за
Домом выпускников, угодила в участок, где еВк промурыжили три
часа.
Двадцатого прозвучала ложная тревога, после того, как на той
же стоянке, где была убита Гейл Керман, обнаружили парня в
бессознательном состоянии. Совершенно потерявший голову
участковый полицейский, даже не пощупав пульс, положил тело на
заднее сиденье, прикрыл лицо местной топографической картой и,
врубив сирену, погнал машину через вымерший кампус в ближайшую
больницу. Вой стоял такой, будто сонмище ведьм летело на шабаш.
На полдороге покойник сел и тупо спросил: "Где я, а?" С
полицейским едва не случился родимчик, чудом в кювет не угодил.
Тот, кого он принял за покойника, оказался первокурсником
Доналдом Моррисом.
1 2 3 4