Остальные...
Он потрясенно полез в нагрудный карман и извлек золотую монету.
Растрескавшаяся исцарапанная рука потянулась за ней, обласкала, подняла
кверху, чтобы в золоте отразилось яркое коптящее пламя керосиновых ламп.
Посланница цивилизации, монета, гордо заблестела - золотисто-красноватый,
кровавый отблеск.
- Ахххххх... - Невнятный удовлетворенный звук. Покачиваясь, старик
развернулся и двинулся назад к своему столику, держа монету на уровне
глаз, поворачивая то так, то эдак, пуская зайчики.
Заведение быстро пустело. Створки дверей бешено ходили туда-сюда.
Тапер громко захлопнул крышку инструмента и, словно персонаж комической
оперы, широченным шагом вышел следом за остальными.
- Шеб! - пронзительно крикнула ему вслед женщина. В ее тоне смешались
страх и сварливость. - Шеб, вернись! Да будь оно все проклято!
Тем временем старик вернулся за свой столик и волчком закрутил монету
на выщербленных досках, не спуская с нее бессмысленного завороженного
взгляда безжизненных глаз. Он запустил ее второй раз, третий, и его веки
отяжелели. Четвертый - и голова старика пристроилась на стол раньше, чем
монета остановилась.
- Вот так вот, - тихо и яростно проговорила женщина. - Ты выжил мне
всех клиентов. Доволен?
- Они вернутся, - сказал стрелок.
- Нет, нынче вечером их уж не жди.
- Кто он?.. - Стрелок указал на травоеда.
- Поди и... - Она завершила команду описанием невероятного способа
мастурбации.
- Я должен знать, - терпеливо проговорил стрелок. - Он...
- Занятно он с тобой толковал, - перебила она. - Норт отродясь так не
говорил.
- Я ищу одного человека. Ты должна бы его знать.
Женщина уставилась на него. Гнев утихал, уступая место сперва
догадкам, потом - сильному влажному блеску, который стрелок уже видел.
Шаткое строение задумчиво потрескивало. Вдалеке истошно залаяла собака.
Женщина поняла, что он знает, и блеск сменился безнадежностью, тупым,
безгласным желанием.
- Мою цену ты знаешь, - сказала она.
Стрелок не сводил с нее глаз. Темнота скрыла бы шрам. Женщина была
довольно худа, и сделать дряблым все ее тело не сумела ни пустыня, ни
песок, ни тяжелая однообразная работа. А когда-то она была хорошенькой,
может быть, даже красивой. Не то, чтобы это было важно. Все равно, пусть
даже в сухой черноте утробы этой женщины устроили бы гнездо
жуки-могильщики. Все было предначертано.
Женщина вскинула руки к лицу и оказалось, что в ней еще довольно
жизненных соков - на слезы хватило.
- Да не пялься ты на меня! Нечего так подло смотреть!
- Прости, - сказал стрелок. - Я не нарочно.
- Все вы не нарочно! - крикнула женщина ему в лицо.
- Погаси лампы.
Она всхлипнула, пряча лицо в ладонях. Не из-за шрама - из-за того,
что это возвращало ей если не девственность, то пору девичества. Булавка,
удерживавшая бретельку, поблескивала в свете коптящих ламп.
- Погаси лампы и запри дверь. Он ничего не украдет?
- Нет, - едва слышно выговорила она.
- Тогда гаси свет.
Женщина не отнимала рук от лица, покуда не оказалась у стрелка за
спиной. Она гасила лампы одну за другой, прикручивая фитили и вслед за
этим дыханием задувая пламя. Потом в темноте она взяла его за руку, и рука
эта оказалась теплой. Женщина отвела его наверх. Там не было света, чтобы
укрывать от него соитие.

6
Стрелок свернул в темноте две папиросы, раскурил и одну передал
женщине. Комната хранила аромат хозяйки - трогательный свежий аромат
сирени. Запах пустыни забивал его, уродовал, калечил. Он был словно запах
моря. Стрелок понял, что боится пустыни, которая ждала его впереди.
- Его звать Норт, - сказала женщина. Ее голос не утратил ни капли
прежней резкости. - Просто Норт. Он умер.
Стрелок ждал.
- Его коснулась рука Господа.
Стрелок сказал:
- Я еще ни разу Его не видел.
- Сколько себя помню, все он здесь обретался... Норт, я хочу сказать,
а не Господь. - Она пьяно расхохоталась в темноте. - Одно время был
тутошним золотарем. Стал пить. Траву нюхать. Потом курить ее. Ребятня
начала таскаться за ним повсюду, науськивать собак. И ходил он в старых
зеленых штанах, от которых воняло. Понимаешь?
- Да.
- Он начал жевать траву. Под конец уж просто сидел тут у нас и ничего
не ел. В мыслях-то он, может, королем себя видел. Может, мальчишки были
его шутами, а их собаки - принцессами.
- Да.
- Он помер прямо перед нашим заведением, - продолжала она. - Явился,
топоча по тротуару как слон - ходил-то он в саперных башмаках, таким сносу
нет, - а за ним хвостом ребятня да собаки. И похож он был на клубок
проволочных одежных вешалок, коли их перекрутить да завернуть все вместе.
В глазах адские огни горели, а он знай себе скалился - точь-в-точь такие
ухмылки детишки вырезают тыквам в канун Дня всех святых. Разило от Норта
грязью, гнилью и травой: она стекала из углов рта, как зеленая кровь. Я
думаю, он хотел зайти послушать, как Шеб играет на пианино. Прямо перед
дверью Норт остановился и вскинул голову. Мне было его видно, и я
подумала, что он услышал дилижанс, хоть никакого дилижанса мы не ждали.
Тут его вывернуло таким черным, там было полно крови, и все это лезло
прямо сквозь его ухмылку, точно сточные воды сквозь решетку. Воняло так,
что рехнуться можно было. Норт поднял руки и просто повалился. И все. Умер
с этой своей ухмылкой на губах, в собственной блевотине.
Женщина подле него дрожала. Снаружи без умолку тонко скулил ветер и
где-то вдалеке хлопала дверь - звук был таким, будто его слышишь во сне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10