Эта битва ведется в тайных
глубинах сердца.
Я считаю, что в конечном счете мы одиноки и любой контакт между людьми, каким бы
длительным и глубоким он ни был, всего лишь иллюзия, но по крайней мере чувства,
которые мы называем "позитивными" и "конструктивными", есть попытка поиска,
попытка вступить в контакт, установить какое-то взаимопонимание. Любовь и
доброта, способность понимать и сочувствовать - это то, что мы знаем о светлом.
Это усилие связать и объединить; это чувства, которые сближают нас, хотя,
возможно, и они тоже не более чем иллюзия, помогающая нам легче переносить бремя
смертного человека.
Ужас, страх, паника - эти эмоции вбивают клинья между людьми, отрывают нас от
толпы и делают одинокими. Поразительно, что именно эти чувства обычно
ассоциируются с "инстинктом толпы". На это нам отвечают, что толпа - это самое
одинокое место, сообщество людей, лишенных любви. Мелодия ужаса проста и
повторяется часто, это мелодия разъединения и распада.., но другой парадокс
заключается в том, что ритуальное выражение этих эмоций как будто возвращает нас
к более стабильному и конструктивному состоянию. Спросите любого психиатра, что
делает его пациент, когда лежит на кушетке и рассказывает о том, что видит во
сне и что мешает ему уснуть. "Что ты видишь, когда выключаешь свет?" - вопрошают
"Битлз". И сами же отвечают: "Не могу сказать, но знаю, что это мое".
Жанр, о котором мы говорим, воплощается ли он в книгах, фильмах или
телепрограммах, в сущности, представляет собой одно: вымышленные страхи. И один
из самых частых вопросов, который задают люди, уловившие сей парадокс (хотя,
может быть, и не вполне его осознавшие), звучит так: зачем вы сочиняете ужасы,
когда в мире и так хватает ужасов настоящих?
Ответ, вероятно, будет таков: мы описываем выдуманные ужасы, чтобы помочь людям
справиться с реальными. С бесконечной человеческой изобретательностью мы берем
разделяющие и разрушающие элементы и пытаемся превратить в орудия, способные их
уничтожить. Термин "катарсис" ровесник греческой драмы, и хотя кое-кто из
пишущих в моем жанре с излишней бойкостью оправдывал им свои деяния, какая-то
правда в этом есть. Кошмарный сон сам по себе способен принести разрядку.., и,
возможно, неплохо, что некоторые кошмары массмедиа иногда становятся
психоаналитической кушеткой в размере страны.
Еще одно отступление, прежде чем мы вернемся в октябрь 1957 года. Как ни нелепо
это звучит, "Земля против летающих тарелок" превратилась в символическую
политическую декларацию. Под нехитрым сюжетом о пришельцах из космоса таилось
предвидение грядущей последней войны. Жадные сморщенные чудовища, пилотирующие
тарелки, - это на самом деле русские; разрушение памятника Джорджу Вашингтону,
Капитолия и Верховного суда - все снято необыкновенно красочно и правдоподобно
благодаря эффекту Харрихаузера с остановкой движения - это именно те разрушения,
которых логично ожидать после взрыва атомных бомб.
И вот конец фильма. Хью Марлоу своим тайным оружием - сверхзвуковая винтовка,
выводящая из строя двигатели летающих блюдец, или какая-то подобная ерунда -
сбил последнюю тарелку. Громкоговорители на всех углах вашингтонских улиц
заревели: "Опасность миновала. Опасность миновала. Опасность миновала". Камера
показывает нам чистое небо. Древние злобные чудища с застывшим оскалом и лицами,
похожими на переплетенные корни, уничтожены. Мы переносимся на калифорнийский
пляж, каким-то волшебным образом опустевший; на нем только Хью Марлоу и его
новая жена (которая, разумеется, оказывается дочерью Сурового Старика, Погибшего
За Родину); у них медовый месяц.
- Расе, - спрашивает она его, - они вернутся? Марлоу мудрым взглядом смотрит на
небо, потом снова глядит на жену.
- Не в такой замечательный день, - успокаивающе говорит он. - И не в такой
замечательный мир.
Рука об руку они бегут по кромке прибоя, идут заключительные титры.
На мгновение, всего лишь на мгновение, парадоксальный трюк сработал. Мы овладели
ужасом и им же его уничтожили - все равно что поднять себя за шнурки от ботинок.
На краткий миг глубокий страх - известие о русском спутнике и все, что с этим
связано, - был изгнан. Он вернется, но это будет потом. А пока мы посмотрели в
лицо самому худшему, и оказалось, что не так-то оно и ужасно. В конце мы
испытали то самое волшебное чувство возрождения уверенности и безопасности,
какое бывает, когда американские горки наконец останавливаются и вы вместе с
вашей лучшей подругой целыми и невредимыми ступаете на асфальт.
Я считаю, что именно это чувство возрождения, возникающее как раз оттого, что
жанр специализируется на смерти, страхе и чудовищности, делает танец смерти
таким притягательным и плодотворным.., и еще - безграничная способность
человеческого воображения создавать бесчисленные миры и заставлять их жить своей
жизнью. Это мир, в котором Энн Секстон, отличная поэтесса, смогла "воссоздать
себя нормальной". Ее стихотворения описывают низвержение в водоворот безумия и
возвращение способности хотя бы на время справиться с этим миром.., и, быть
может, ее стихи помогли сделать другим то же самое. Это не означает, что
творчество можно оправдать только его полезностью; но ведь достаточно просто
порадовать читателя, не правда ли?
Это мир, в который я добровольно ушел еще в детстве, задолго до кинотеатра в
Стратфорде и первого спутника. Я совсем не хочу сказать, что русские нанесли мне
травму, которая толкнула меня к жанру ужаса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26