— Моего запаса хватит надолго, — ворчит Хоутон.
— Так почему ты не воспользуешься им? — удивляется Шелест. — Нельзя же просто игнорировать какое-нибудь явление только оттого, что оно тебе раньше не было известно и никем не описано.
— Ты хочешь, командир, попытаться найти этому парадоксу объяснение?
— А почему бы и нет?
— Но ведь старик Эйнштейн… — хочу напомнить я.
— Эйнштейну принадлежат и такие слова, — прерывает Глебов: — «Я считаю вероятным, что принцип постоянства скорости света в его обычном понимании действителен лишь для пространства с постоянным гравитационным потенциалом».
— Значит, возможно…
— Ну почему бы и нет?! — снова повторяет Шелест.
— Что ж, — скачал Хоутон, — допустим, пространство имеет кое-где свойство сжиматься в гармошку, и тогда мы, летя с одной и той же скоростью, пронижем больше «морщин»… А?
— Браво, Боб! — восхитился Евгений Николаевич. — Я вижу работу смелой, хотя и наивной мысли. Такой строй воображения вполне приличествует даже физику, то есть тому, кто украшает род человеческий…
— Выкладывайте-ка лучше свою точку зрения, — предложил я, причисляющий себя скорее к лирикам, нежели к физикам. — Вас ведь так и подмывает высказаться, Евгений Николаевич. Будто нам незаметно…
— Не скрою, — согласился Глебов. — Как нам известно, мы летим с собственной, приборной скоростью, не превышающей скорости света. Так что старик Эйнштейн не может обижаться на нас. Но вместе с тем среда, то есть окружающее нас пространство… Гм, как бы это выразиться сочнее, Боб?
— Черт его знает, почему… — вежливо помог Хоутон.
— Благодарю, я не ошибся в вас. Так вот, пространство тоже несется со страшной силой и в ту же сторону, что и мы. Понятно?
— Подобно тому как самолет в попутном струйном течении высоких слоев атмосферы летит по отношению к Земле со скоростью, намного превышающей его собственную, воздушную скорость? — подхватил я.
— Вот, вот. Вероятно, и мы попали в какое-то необыкновенное по размаху и силе, но уже космическое струйное течение! — согласился Глебов. — Мы столкнулись с загадкой космоса.
— Туго же придется на обратном пути, — задумался Хоутон. — Сейчас оно помогает. Но когда мы полетим домой, оно станет встречным. Не скоро мы доберемся до Земли.
— А что помешает нам возвращаться другим маршрутом? — возразил Шелест. — Ведь когда гаянцы летели к нам, они не встречались с этим явлением! Если оно, как предполагает Глебов, узкое течение пространства, то мы можем возвращаться обходным путем, не попадая в него!
Разговор закончился на палубе звездолета: нам захотелось еще раз встретиться с космосом, будто он мог подсказать разгадку тайны нашей скорости.
Шелест и Хоутон сидели в креслах, думая каждый о своем, а я наблюдал за Глебовым.
Евгений Николаевич стоял на носу звездолета, скрестив руки на груди, и сосредоточенно всматривался в чрево Галактики.
«Почему мое мышление, — подумал я, — не выходит из круга аксиом, не отрывается от уже изученного и открытого другими, а он устремляется в первобытный лес фактов, прокладывает свои тропинки?»
Почему?
Таким вот — стоящим на носу звездолета, с руками, скрещенными на груди, смело смотрящим в лицо Вселенной — я запомнил Евгения Николаевича Глебова на всю жизнь…

Глава четвертая
ГАЯНА!
1
Мы приближаемся к планетной системе звезды № 13 созвездия Ориона, которую сами гаянцы называют Фело. Вокруг нее вращается Гаяна.
Связь установлена…
Мне трудно описать эффект, вызванный нашим появлением в космосе. Читатель, наделенный даже сотой долей хоутоновского воображения, как-то сможет представить себе, что творилось на планете, когда гаянские радиостанции космического наблюдения поймали наши позывные и первые слова гостей с неизвестной им планеты… говоривших на чистейшем гаянском языке!
— Все равно, — уверял Боб, — что познакомиться с осьминогом, сочиняющим трактат о теории относительности на японском языке!
Поскольку в нашем экипаже лучше всех освоил гаянский язык Боб Хоутон, прирожденный полиглот, командир поручил ему вести связь с планетой, пока дело не коснется вопросов космонавтики.
Боб взялся горячо: он успевал рассказывать о Земле и печальном исходе гаянской экспедиции, достигшей острова Пито-Као, о нашем полете и каждом из нас.
Сильнейшее впечатление и на гаянцев и… на нас (как это ни удивительно!) произвела весть о космических струйных течениях. На них — понятно почему; оказывается, космические струйные течения совсем недавно были предсказаны кем-то из ученых Гаяны! А вот то, что и мы взволновались, требует пояснения.
Таким образом, не успели мы еще долететь до места, как уже началось взаимодействие опыта и науки наших двух планет!
Гаянцы временно запретили межпланетные полеты, чтобы не помешать нам, и запросили подробные сведения о звездолете. «Юрий Гагарин». К микрофону все чаще подходил Шелест.
Сперва они хотели сами завести нас на свой центральный космодром на Уэле, острове на Торо, — так назывался один из гаянских океанов, — но Шелест решил иначе.
— Мы выведем наш звездолет на орбиту, пересядем сами в шеер (маленький реактивный разведчик, самолетного типа), — объяснил он, — и войдем в вашу атмосферу аэродром вы нам укажете. А после вы заведете звездолет на Уэл, но уже без нас.
Гаянцы согласились: так меньше риска.
Шелест наладил телевизионную связь, и на центральном телеэкране появилось изображение молодой женщины…
Здесь я стану писать несколько медленнее, с большей тщательностью подбирая слова Напомню, что Гаяна очень походит на нашу Землю. И обликом, и своим климатом, и магнитным полем, но главное — там такие же люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56