— Услышал Виталий рядом голос Наташи и повернулся.— Привет, Наташка!— Удивлен? — Глаза девушки смеялись, от чего Виталий сильно растерялся.— Возможно, — сказал Серебряков. Он вынул правую руку из кармана и показал листок подруге. — Бери, может пригодиться.— Нет, — приняв бумажку, ответила Наташа и выбросила ее в ближайшую урну. Потом сказала: — Пойдем ко мне.Они уже были наверху. Девушка взяла Серебрякова под руку, оттого разум парня малость замутился. «Интересный экземпляр, — подумал Виталий, — как бы узнать, что она задумала?»— Так какой будет modus agendi Modus agendi : образ действий (лат.)

? — спросил Серебряков.— Чего? — Наташа остановилась, потом произнесла: — Потрудись говорить по-русски.— В чем состоит моя задача?— Узнаешь.— Ну, пошли.И они направились в общежитие. * * * Как-то сильно начало темнеть. На город наползала огромная низкая свинцово-черная туча. Козлов остановился во дворе жилого дома и сел на одну из друг против друга стоявших лавочек. Посмотрел вверх, на тучу, вслух произнес:— Ну, стало быть, началось. А как еще жить-то хочется.— И не говори. — Услышал Ипполит голос перед собой. На противоположной скамейке материализовался маленький человек с вилкообразным шрамом на правой щеке, с маленьким чемоданчиком в одной руке и тростью — в другой.Ипполит вздрогнул.— Господин Свинцов, ежели не ошибаюсь?— Да нет, не ошибаешься. Ты вообще-то редко ошибаешься, — надо отдать тебе должное. Однако спешу сообщить, — тебе больше не придется трудиться над точным исполнением указаний моего сумасшедшего братца.Ипполит вместо ответа мгновенно выхватил из кармана горсть какого-то белого порошка и, широко размахнувшись, кинул в Свинцова. То ли порошок обладал некими сверхненормальными способностями, то ли еще от чего-то в небе полыхнуло так, что на мгновение некоторым жителям Самары показалось, что пришел конец света. Почти в ту же секунду оглушительные раскаты грома потрясли город. На маленького человека это не произвело должного впечатления, только он закашлял.— Вот дьявольщина? — выругался Ипполит, — никогда не знаешь, как поступать с тобой. Ты прямо, как девица.— Чертово отродье! — воскликнул теревший глаза Николай Иванович. — Где вы прячете этого недоноска?— Да что ты? — Козлов даже привзвизгнул. — Освальд недоноском не был, а ведь и он — Избранный. — Потом посмотрел на небо и добавил задумчиво: — М-м да, гроза зимой — не к добру… Кстати, почему ты решил, что мы кого-то прячем? Сам понимаешь, что эти смертные мало что могут, то да сё… Они же мелкие насекомые, малоспособные на что-либо возвышенное, за металл готовы глотки друг другу перегрызть — дикари, — одним словом!— От тебя ли я слышу это, Ипполит? Или ты считаешь меня безумным? Вы напустили такого тумана на этот город, что я до сих пор удивляюсь, как мне удается перемещаться по улицам! Вы так его защищаете, как не защищали Освальда! — произнес Свинцов и, зачерпнув горсть снега, стал протирать им глаза. — На кой черт вам эти смертные, коли они ничего не понимают, кроме удовлетворения своих собственный потребностей? Они своим маленький умишком даже понять-то не в состоянии истинную цель бытия.Козлов криво усмехнулся и ответил на это:— Ага, а ты понял? Что-то не чувствуется.Потом Ипполит запустил за пазуху руку и вынул блеснувший в свете умирающего дня клинок. Николай Иванович в свою очередь тоже вынул из правого кармана нож. Но он был тускловат. Козлов взглянул на лезвие Свинцова, брезгливо поморщился. Произнес:— Что ж, поиграем в разбойников.Но Свинцов ничего не ответил, а вместо этого метнулся к Ипполиту. Тот ловко увернулся, и, прыгнув за спину Николая Ивановича, всадил в его левый бок лезвие клинка по самую рукоять. Тело Свинцова дернулось, он стал оседать на снег возле скамейки. Небо вновь осветилось молнией, грянул гром. Вслед за сим повалил хлопьями густой снег.— А-а-а, — захрипел Свинцов. — Ты... Как ты мог?..— А черт знает. Сам себе удивляюсь. — Козлов вынул лезвие из тела Николая Ивановича, обтер о его пальто. — Видимо, силы на моей стороне. Одумайся, Осиел; вы — часть одного целого. Так стоит ли вам враждовать? Он — твой старший брат.— Ч… черт! — проорал Свинцов, зажимая рану на боку, — убирайся! Оставь меня! Дай умереть спокойно.Козлов поднял Николая Ивановича и положил на почти засыпанную снегом скамейку. Нож Свинцова валялся в снегу. Козлов поднял его, расстегнул пальто раненого, поставил острие точно над сердцем. Прицелившись таким образом, занес руку над окровавленным телом…— Иисусе! — услышал вдруг Ипполит рядом истеричный женский крик. То была бабка с кошелкой, выскочившая на свою беду из подъезда. Старуха, видно, была не робкого десятка; она прямо кинулась на Козлова, крича:— Ты что ж это, гад, делаешь!Потом, видя, что крик ее приносит удовлетворительный результат (убийца прекратил попытки зарезать лежавшего на скамейке), заорала истошным голосом резаного поросенка:— Караул! Убивают! — и с этими словами стала колотить по голове ошалевшего от неожиданности Ипполита кошелкой.Козлов не нашел ничего лучше, как раствориться в воздухе. Только его не стало, как бабка тут же перекрестилась.На вой старухи прибежали двое женщин. С одной при виде крови сразу сделалось худо; она ринулась обратно в подъезд, зажав рот рукою. Вторая — следом за ней, но она побежала звонить в «Скорую». А бабка, засыпаемая снегом, осталась. Она стала стряхивать снег с умирающего, говоря:— Потерпи, потерпи, миленький. Не умирай.А «миленький» открыл маленькие глаза и произнес полным жизни голосом:— Пошла вон.Старуха остолбенела.— Бредит, — заявила она и продолжала работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103