Однако люди, обвинявшие Рейнара в сношениях с нечистой силой, через некоторое время стали приводить в качестве доказательства созданных им горгулий. Ни один человек, утверждали они, не смог бы столь зримо воплотить в камне злобу и порок, не будь он вдохновлен самим Сатаной.Две горгульи находились по углам высокой башни собора. Одна — чудовище с кошачьей головой, лапами и крыльями грифона — застыла на краю крыши, словно готовясь спикировать на Вийон. Вторым был сатир с крыльями нетопыря, с похотливым взглядом, точно пожирающим беспомощную жертву. Обе фигуры камнерез изваял во всех деталях. Мало напоминая обычные украшения церковных крыш, они выглядели так, словно в любой момент могли ожить и сорваться с насиженного места.Амброзиус, большой ценитель искусства, откровенно любовался этими причудливыми созданиями. Но остальные горожане, среди которых было немало служителей церкви, оказались возмущены, кто в большей степени, кто в меньшей. Они утверждали, что мастер изваял эти фигуры во славу скорее Сатаны, чем Господа. Конечно, признавали они, облик горгулий и должен быть причудливым и устрашающим, но в данном случае мастер перешел все допустимые границы.Однако, когда строительство закончилось, к горгульям Блеза Рейнара постепенно привыкли и вскоре почти перестали их замечать. Злословие сошло на нет, а сам камнерез нашел другую работу не без помощи разбирающихся в искусстве покровителей. Он стал ухаживать, хотя и без особенного успеха, за дочерью трактирщика, Николетой Вильом, в которую, как говорят, был тайно влюблен долгие годы.Но сам Рейнар не забыл горгулий. Часто, проходя мимо величественной громады собора, он разглядывал их с тайной гордостью, причину которой он и сам вряд ли смог бы объяснить. Казалось, они имеют для него особое значение и их вид согревает ему душу.Если бы его спросили о причинах его гордости, он ответил бы, что гордится искусной работой. Он не сказал бы, а может, и сам не подозревал о том, что в одной из горгулий воплотил всю злобу и обиду на несправедливость жителей Вийона и водрузил ее на крышу собора, откуда она должна была вечно взирать на суетящихся внизу горожан. Может, он не догадывался и о том, что во второй горгулье он изобразил свою страсть к Николете, безмолвную и упорную страсть, которая вновь привела его в ставший ненавистным город его юности.Камнерезу, даже больше, чем его хулителям, они казались одушевленными, живущими собственной жизнью. И больше всего они стали казаться живыми, когда лето подошло к концу и над городом начали собираться осенние бури. Когда потоки воды низвергались с крыши собора, могло показаться, что горгульи злобно плюются в тех, кто смотрит на них снизу.В то время, в 1138 году от Рождества Христова, Вийон считался главным городом провинции Аверуан. С двух сторон глухие леса, о которых рассказывали страшные вещи, подходили так близко к городским стенам, что их тень на закате достигала городских ворот. С двух других сторон располагались возделанные поля и ручьи, петляющие между ивами, и дороги, ведшие через открытую равнину, в земли, лежащие за пределами Аверуана.Сам город процветал уже долгое время и никогда не разделял недобрую славу окружавших его лесов. Его освящало присутствие двух женских монастырей и одного мужского, и теперь, когда строительство долгожданного собора закончилось, горожане считали, что Вийону гарантировано заступничество святых и нечисть будет держаться от него подальше.Разумеется, как и во всех средневековых городах, в Вийоне время от времени обнаруживались случаи колдовства или одержимости бесами; и как-то раз, а может, и дважды, бессовестные суккубы совращали добродетельных жителей города. Но никто не мог предвидеть ужасных событий, начавшихся в последний месяц осени, в тот год, когда было закончено строительство собора.Первое из них произошло по соседству с собором, в тени священных стен, что было совсем уж непостижимо. Двое горожан, почтенный портной по имени Гийом Маспье и столь же уважаемый бондарь, Жером Мацаль, возвращались домой поздним вечером, добросовестно перепробовав все красные и белые аверуанские вина в нескольких трактирах. Если верить словам Маспье, они проходили по соборной площади и рассматривали заслоняющую звезды громаду собора, когда летающее чудище, черное, как сажа преисподней, спикировало с крыши и набросилось на Жерома. Оно сбило его с ног и вцепилось в него зубами и когтями.Маспье был не в состоянии подробно описать чудовище, ибо судьба его товарища отбила у него всякое желание задержаться на месте происшествия. Он бежал без оглядки, со всей прытью, на которую был способен, и остановился лишь у дома священника, где и поведал о своем приключении, перемежая рассказ дрожью и икотой.Вооружившись святой водой и наперсным крестом, в сопровождении толпы горожан, несущих факелы, священник последовал за Маспье на место трагедии, где они нашли растерзанное тело Мацаля. Лицо его было искажено ужасом, горло и грудь истерзаны когтями. В ту ночь никто больше не видел чудовища, но горожане разошлись по домам напуганные, убежденные в том, что их город посетил выходец из преисподней.Наутро, когда весть о ночном происшествии облетела всех обитателей города, священники прошли повсюду с ладаном и святой водой, но напрасны оказались их старания, ибо злой дух был рядом и на следующую ночь снова вышел на охоту.В узком переулке он напал на двух достойных горожан, мгновенно умертвив одного из них и вцепившись в другого сзади, когда тот пытался убежать. Пронзительные крики и утробное рычание демона слышали люди, живущие в близлежащих домах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50