– И ничего. Полчаса промучился – мужик не засыпает. Потом тому, видно, надоело, он встал, пошел к двери. Спасибо, сказал, больше не трудитесь. Вот и все.
– По-твоему, дядя Марк не умел гипнотизировать?
– Не знаю, – универсально отозвался Миша. – Может, ему кто-то помогал?
– Кто?
– Да не знаю я ничего. Ну, видел пару раз, мельком…
– Мишенька, – проникновенно сказал я. – Кого ты видел? Опиши. Ну, вспомни хоть что-нибудь, это очень важно!
Он задумался. И выдал:
– ОНО выглядело как монах.
– Монах?
– Ну, такая серая хламида с капюшоном, и веревка вокруг пояса. Лица я ни разу не видел и голоса не слышал. Просто мелькнет что-то такое на секунду, прошелестит и спрячется. Как и я сам. Наверное, тоже какой-нибудь… подручный.
– А в день убийства монах был в квартире?
– Был, – угрюмо отозвался Миша. – Я видел, как он ушел через дверь на кухне. У дяди Марка в кресле сидела пациентка…
– Женщина?
– Ну, перед которой я пастушка разыгрывал. Как только она уснула, дядя Марк прошел в ванную (я там переодевался) и говорит шепотом: все, мол, на сегодня ты свободен, молодец. Приходи через два дня. И выпроводил через кухню.
– Ты никого не встретил по дороге? На лестнице или во дворе?
– Нет, только Фильку выпустил на улицу, он гулять просился.
– Фильку… – Я задумался на секунду, потом сообразил: – Феликса, да?
Миша улыбнулся.
– Да какой из него Феликс. Филька – Филька и есть.
Ладно, я пошел. Меня ребята ждут.
– Только недолго, Мишенька, – очнулся Вадим Федорович.
– Ладно.
– Подожди, – остановил я. – Последний вопрос. Скажи, что ты все-таки нашел в этом колдуне? Почему ты к нему приходил?
– Ни почему, – хмыкнул Миша.
– Он забудет, – утешительно проговорил я.
– Да, да, – растерянно отозвался Вадим Федорович. – Однако мне пора. Хочу навестить Вайнцмана… Кстати, он уже знает? Насчет своего ученика…
– Я не стал ему сообщать.
– И правильно, – с облегчением сказал он. – Несчастный старик сейчас и так… А тут еще убийство, страшное дело!
– Шуйцев не убивал, – перебил я. – Он лишь выполнил чей-то заказ: изготовил фальшивую рукопись, ту, которая была выставлена в вашем музее. По которой Глеб написал сценарий своего фильма.
Некоторое время мы шли молча – не шли, а брели по аллее, как два старичка пенсионера, в гомоне и гвалте, отвечая на многочисленные «здрасьте!» (детский рефлекс: взрослый на школьной территории – наверняка учитель, надо проявить вежливость).
– Так кто же убил Марка? – тихо спросил Закрайский. – Не Вайнцман, не Шуйцев…
Вдруг он остановился и развернулся, ко мне. Во взгляде промелькнул неприкрытый страх.
– Но вы же не подозреваете Мишеньку, правда?
– Они прорвались к западным воротам, госпожа! – крикнул Некрас.
На князя Олега было страшно смотреть. В окровавленной броне, без шлема (сбил чей-то верный удар копья), с рассеченным виском, он буквально ввалился в двери храма, где возле алтаря стояла Елань в окружении последних оставшихся в живых. Воевода с остатками дружины еще удерживал восточную стену, оттуда доносились крики и лязг оружия. Русичи дрались, встав спиной к спине, сцепившись в яростный клубок, не считая ран и ударов, не оглядываясь на погибающих рядом друзей: некогда скорбеть. Да и недолго им быть в разлуке, живым и павшим…
– Ты видел того, кто показал татарам дорогу? – спросила княгиня Елань.
Она была почти спокойна. Рядом, по правую руку, стояла нянюшка Влада и притихший испуганный княжич Мишенька.
– Да, госпожа, – ответил Некрас и подумал: «Сейчас меня убьют. Ну да все равно».
Он тоже, вместе со всеми, дрался на стенах. Видел, как лезли вверх по осадным лестницам обезумевшие татары, как быстро таяли ряды защитников города – мужчины падали от ран, и к бойницам вставали женщины, с трудом поднимая тяжелые мечи, выпавшие из холодеющих рук. Он видел диковинные машины, которые осаждающие подвезли к воротам, и огромное бревно-таран, которое раскачивали пленные русичи.
Особенно среди них выделялся один: высокий и сильный, с буйными темно-русыми волосами, голый по пояс и босой, в одних холщовых штанах. Обе его руки были намертво прикованы цепью к бревну, а позади стоял темнолицый нукер в волчьей шапке, полушубке и черной кожаной броне с заклепками. Сколько же, интересно, понадобилось сил, чтобы пленить этого русского воина? Скольких врагов он положил, прежде чем на него, израненного, наконец навалились и связали руки за спиной? Наверное, немало…
Он и сейчас не был покорен. Нукер проорал что-то гортанное, указывая на трещавшие ворота, потом – на обитый медью таран. Увидев, что пленный медлит, со свистом взмахнул плетью. На обнаженной спине русича появился кровавый рубец. Тот даже не вздрогнул – просто медленно повернул голову и взглянул так, что татарин невольно попятился. Но тут же, яростно взвизгнув, снова бросился вперед, полосуя пленника хлыстом… И, на свою беду, подошел слишком близко. Руками русич воспользоваться не мог, но его пятка с силой врезалась татарину в грудь, сминая доспех, ломая и круша ребра. На славянском лице – Некрас мог бы поклясться – сверкнула торжествующая улыбка. В руках другого нукера свистнула кривая сабля…
Пленник принял удар почти с благодарностью. Он умер как воин, в бою, не продав и не посрамив чести. Останутся после этого боя те, кто был рядом – свои ли, враги, – его не забудут. О нем сложат песни… Некрас натянул тугой лук, и татарин, убивший пленного, без звука рухнул на труп босого русича.
Потом ворота все же не выдержали. Татары хлынули внутрь, как поток мутной воды сквозь рухнувшую плотину, – не остановить… Защитники города уже и не помышляли об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130