Только попугай кричал в ветвях и, хлопая крыльями, стряхивал целый ливень водяных капель.
-- Вставай! Мы окоченели от холода! Ну что, опиум выдохся? Можешь двигаться, сахиб?
Финдлейсон, шагаясь, встал и отряхнулся. Голова у него кружилась и болела, но действие опиума прошло, и, окуная в лужу свой лоб, главный инженер стройки моста у Каши спрашивал себя, как он очутился на этом островке, каким образом ему удастся вернуться домой и, главное, уцелело ли его творение.
-- Перу, я мноюе позабыл. Я стоял под сторожевой башней, глядя на реку, а потом... Или нас унесло водой?
-- Нет ! Баржи оторвались, сахиб, и, -- если сахиб позабыл об опиуме, Перу, безусловно, не станет напоминать ему об этом, -- когда сахиб пытался снова их привязать, мне показалось, правда, было темно, что сахиба хватило канатом и бросило в лодку. Ну, раз уж мы оба да Хитчкок-сахиб, так сказать, построили тот мост, я тоже соскочил в лодку, а она, так сказать, поскакала верхом, наткнулась на этот островок, разбилась вдребезги и выбросила нас на берег. Когда лодка отлетела от пристани, я громко крикнул, так что Хитчкок-сахиб обязательно приедет за нами. Что касается моста, то столько людей погибло, пока его строили, что он не может рухнуть.
Свирепое солнце, вытянувшее из промокшей земли весь ее аромат, пришло на смену грозе, и при его ярком свете уже не хотелось думать о ночных снах. Финдлейсон смотрел вверх по течению на блеск текущей воды, пока глаза его не заболели. Берега Ганга исчезли бесследно, а про мост и говорить нечего.
-- Далеконько мы сплыли вниз, -- сказал он -- Удивительно, что мы сто раз не утонули
-- Ничуть не удивительно -- ведь ни один человек не умирает раньше своего срока. Я видел Сидней, я видел Лондон и двадцать других крупных портов, -- Перу взглянул на сырой, облупленный храм под пипалом, -- но ни один человек не видал того, что мы видели здесь.
-- А что мы видели?
-- Разве сахиб забыл? Или только мы, черные люди, видим богов?
-- У меня была лихорадка -- Финдлейсон, несколько смущенный, все еще смотрел на воду -- Мне только чудилось, будто островок кишит людьми и зверями и все они разговаривают, впрочем, не помню хорошенько. Пожалуй, лодка могла бы теперь плыть по этой воде.
-- Ого! Значит, так оно и было. "Когда Брахма перестает видеть сны, боги умирают". Теперь я хорошо понимаю, что он хотел сказать. Гуру тоже однажды сказал мне это самое, но тогда я не понял его. Теперь я умудрен.
-- Что? -- переспросил Финдлейсон, оглянувшись.
Перу продолжал, как бы говоря сам с собою:
-- Шесть... семь... десять муссонов прошло с тех пор, как я стоял вахтенным на баке "Ривы", большого корабля компании, и был сильный туфан, и волны, зеленые и черные, колотили нас, а я крепко держался за спасательный канат, захлебываясь водой. Тогда я вспомнил о богах, о тех самых, которых мы видели прошлой ночью, -- он с любопытством взглянул на спину Финдлейсона, но белый человек смотрел на разлив -- Да, я говорю о тех, которых мы видели прошлой ночью, и я взывал к ним, умоляя спасти меня. И пока я молился, все еще глядя вперед, налетела огромная волна и бросила меня на кольцо большого черного носового якоря, а "Рива" поднималась все выше и выше, кренясь на левый бок, и вода уходила из-под ее носа, а я лежал на животе, уцепившись за кольцо, и смотрел вниз, в эти великие глубины. И тогда я подумал, хоть и был на краю гибели если я не удержусь, мне конец, и тогда не будет для меня ни "Ривы", ни моего места у камбуза, где варится рис, ни Бомбея, ни Калькутты, ни даже Лондона. Как могу я знать, сказал я себе, что боги, которым я молюсь, останутся и тогда? Только я это подумал, как "Рива" ткнулась носом вниз, вроде того как падает молот, и все море целиком налетело и швырнуло меня назад, на бак и на полубак, и я очень сильно разбил себе голень о лебедку, но я тогда не умер, а вчера я видел богов. Они хороши для живых людей, а для мертвых. Это они сами сказали. Поэтому, когда я вернусь в поселок, я изобью гуру за то, что он говорит загадками, которые вовсе не загадки. Когда Брахма перестает видеть сны, боги уходят.
-- Взгляни-ка туда, вверх по течению. Меня этот свет ослепляет. Нет ли там дыма?
Перу приложил руки к глазам.
-- Хитчкок-сахиб -- человек мудрый и проворный. Он не станет вверяться весельной лодке. Он занял у рао-сахиба паровой катер и поплыл искать нас. Я всегда говорил, что на стройке моста надо было держать для нас паровой катер.
Княжество бараонского рао лежало в десяти милях от моста, и Финдлейсон с Хитчкоком провели большую часть своего скудного досуга, играя на бильярде и охотясь на черных антилоп вместе с молодым владетельным князем. Лет пять-шесть его воспитывал английский гувернер, любитель спорта, и теперь он по-княжески проматывал доходы, скопленные в течение его несовершеннолетия индийским правительством. Его паровой катер с выложенными серебром поручнями, полосатым шелковым тентом и палубами из красного дерева служил ему новой игрушкой, которая очень мешала Финдлейсону, когда рао как-то раз приехал посмотреть на стройку моста.
-- Нам здорово повезло, -- пробормотал Финдлейсон, не переставая, однако, испытывать страх при мысли о том, какие новости ему сообщат про мост.
Яркая, синяя с белым, труба быстро двигалась вниз по течению. Уже можно было рассмотреть Хитчкока, стоявшего на носу с биноклем, и его необычайно бледное лицо. Тогда Перу окликнул их, и катер подошел к краю островка. Рао-сахиб в шерстяном охотничьем костюме и семицветной чалме помахивал своей княжеской рукой, а Хитчкок что-то кричал. Но ему не пришлось задавать вопросов, ибо Финдлейсон сам спросил про свой мост.
-- Все хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125