- Что я говорил ей? Как вы думаете, с какой целью мужчина лжет подобным образом? Если я не очень ошибаюсь, я, вероятно, говорил почти то же самое, что и вы.
- Я-то говорил правду, - отозвался Боулт, и на этот раз обращаясь скорей к самому себе, чем к Каррелу. - Эмма сказала мне, что она меня ненавидит. Она не имеет прав на меня.
- Еще бы! Конечно, нет! Ведь вы ей всего-навсего муж. А что сказала миссис Вансейтен, когда вы положили к ее ногам свое освободившееся сердце?
Задавая этот вопрос, Каррел чувствовал себя почти добродетельным.
- Это не имеет значения, - ответил Боулт, - и... не ваше дело!
- Нет, мое! Говорю вам, что мое! - начал Каррел без всякого стеснения.
Речь его была прервана взрывом хохота, вырвавшимся у Боулта. Каррел на секунду умолк, но вдруг тоже расхохотался и хохотал долго и громко, трясясь в седле. Неприятно оно звучало, это невеселое веселье двух мужчин на длинной белой полосе Наркарской дороги. В Кашиме не было посторонних, но, будь они здесь, они подумали бы, что плен в Досехрийских горах свел с ума половину европейского населения станции. Но вот хохот резко оборвался. Каррел заговорил первым:
- Ну, что вы собираетесь делать?
Боулт посмотрел на дорогу, потом на горы.
- Ничего, - спокойно проговорил он. - А какой толк? Все это слишком скверно, чтобы что-нибудь делать. Придется нам продолжать прежнюю жизнь. Конечно, я волен называть вас мерзавцем и лжецом, но нельзя же мне ругать вас бесконечно. Кроме того, не думаю, чтобы сам я был намного лучше. Ведь уехать отсюда мы не можем. Так что же остается делать?
Каррел окинул взглядом кашимскую мышеловку и не ответил ни слова. Оскорбленный муж снова принялся высказывать свои необычные суждения:
- Поезжайте и поговорите с Эммой, если хотите. Бог свидетель, что мне нет дела до ваших поступков.
Он пошел вперед, а Каррел тупо глядел ему вслед. Каррел не поехал ни к миссис Боулт, ни к миссис Вансейтен. Он сидел в седле и думал, а пони его щипал траву на обочинах.
Стук приближающихся колес привел его в себя. Миссис Вансейтен везла домой миссис Боулт, бледную, измученную, со ссадиной на лбу.
- Остановитесь, пожалуйста, - сказала миссис Боулт. - Я хочу поговорить с Тедом.
Миссис Вансейтен послушалась, но, когда миссис Боулт наклонилась вперед, положив руку на крыло шарабана, Каррел заговорил первый:
- Я видел вашего мужа, миссис Боулт.
Дальнейших объяснений не потребовалось. Глаза мужчины впились не в миссис Боулт, а в ее спутницу. Миссис Боулт заметила этот взгляд.
- Поговорите с ним, - умоляла она сидевшую рядом с ней женщину. - О, поговорите с ним! Скажите ему то, что вы сейчас говорили мне! Скажите ему, что ненавидите его. Скажите, что ненавидите!
Она наклонилась вперед и горько заплакала, а конюх, бесстрастно соблюдая приличия, отошел подержать лошадь.
Миссис Вансейтен густо покраснела и уронила вожжи. Она не желала участвовать в столь непристойном объяснении.
- Меня это совершенно не касается, - холодно начала она, но рыдания миссис Боулт тронули ее, и она обратилась к мужчине. - Я не знаю, что мне нужно сказать вам, капитан Каррел. Не знаю, как мне назвать вас. Я думаю, что вы... вы поступили подло... а она ужасно рассекла себе лоб, ударившись об стол.
- Это не больно. Это ничего, - едва слышно проговорила миссис Боулт. Это пустяки. Скажите ему то, что говорили мне. Скажите, что не любите его. О Тед, неужели ты ей не поверишь?
- Миссис Боулт дала мне понять, что вы... что вы когда-то любили ее, продолжала миссис Вансейтен.
- Ну! - грубо проговорил Каррел. - Мне кажется, что миссис Боулт не худо бы прежде всего любить своего собственного мужа.
- Замолчите! - сказала миссис Вансейтен. - Выслушайте меня сначала. Я не люблю... я не хочу знать ничего о вас и миссис Боулт; но я хочу, чтобы вы знали, что я ненавижу вас, считаю вас подлецом и что я никогда, никогда больше не скажу вам ни слова. Я просто не решаюсь высказать все, что думаю о вас... Эх вы!
- Я хочу поговорить с Тедом, - простонала миссис Боулт, но шарабан тронулся, а Каррел остался на дороге, пристыженный и кипящий гневом на миссис Боулт.
Он ждал до тех пор, пока миссис Вансейтен, возвращаясь домой, не поравнялась с ним, а та, освободившись от присутствия миссис Боулт, еще раз откровенно высказала ему свое мнение о нем и о его поступках.
По вечерам вся Кашима имела обыкновение сходиться на платформе у Наркарской дороги, чтобы пить чай и обсуждать события дня. На сей раз майор Вансейтен и его жена оказались на платформе одни, - что случилось едва ли не в первый раз на их памяти, - и бодрый майор, наперекор весьма разумным доводам своей жены, предполагавшей, что все остальное население поста, вероятно, расхворалось, настоял на том, чтобы вернуться и вытащить из обоих коттеджей их обитателей.
- Сумерничаете! - с величайшим негодованием обратился он к Боултам. Так не годится! Черт подери, все мы тут - одна семья! Придется вам выйти на свет божий, и Каррелу тоже. Я заставлю его принести банджо.
Так велика власть честного простодушия и хорошего пищеварения над нечистой совестью, что Кашима собралась на платформе в полном составе, включая банджо, и майор озарил всю компанию своей широкой улыбкой. Он улыбался, а миссис Вансейтен на мгновение подняла глаза и окинула взглядом всю Кашиму. Взгляд ее говорил ясно. Майор Вансейтен никогда ни о чем не узнает. Он будет отщепенцем в этом счастливом семействе, запертом в клетке Досехрийских гор.
- Вы отвратительно фальшивите, Каррел, - сказал майор. - Дайте-ка мне банджо.
И он пел, терзая слушателей, покуда не показались звезды и Кашима не отправилась обедать.
. . . . .
1 2 3 4 5