Она прямо заболевала, ее воротило от этого, переполняло злобой к тому, кто совершает над ней насилие.
Охара проломился через стеклянную дверь, ведущую на балкон, и стал колотиться о крепкие пуленепробиваемые панели, прикрывающие балкон снаружи. Тикки встала в дверях, прогремел «канг», и стекла за спиной Охары покрылись трещинами, а потом обрушились вниз дождем осколков. Охара захныкал и завизжал разом, а потом зашелся в истерическом, сумасшедшем хохоте.
– Я знаю, кто ты! – вскрикивал он, прерывая самого себя взрывами безумного смеха. – Ты монстр! Да!…
Снова смех.
– Ты монстр! Фантом! Ты ничего мне не сделаешь! Тебя здесь нет! Ты не настоящая!
Тикки постояла, потом подняла «канг», направив его прямо в лицо Охаре. В каком-то смысле он прав. Ее здесь нет. Сейчас, когда она оказалась перед неизбежностью совершить еще одно убийство, Тикки кое-что вспомнила. Вспомнила, как убивала для Адамы в прошлый раз. Вспомнила совершенно отчетливо, хотя, видимо, все последние дни это воспоминание постоянно вертелось где-то в ее подсознании. Она стоит на запасной лестнице в жилой башне комплекса «Ардмор», открывается дверь, и на лестницу выходит паренек, и она убивает его потому, что он может поднять шум и не дать ей убить свою жертву. Сейчас это кажется непостижимым – она убила ни в чем не повинного ребенка. Это страшно! Она же могла просто сбить его с ног, оглушить…
Все это сраные маги, они водят ее на ниточке. Она совершала по их воле безумные, дикие, бессмысленные поступки! Здесь, в городе, среди людей, она вела себя как дикое животное…
Как все запутано!
Охара все хныкал, взвизгивал и заходился хохотом, и что-то подсказывало Тикки: это ничтожество не стоит того, чтобы считать его достойной дичью. Он даже не дичь, а так – клоп, насекомое. На этого охотиться – унизительно.
Внезапно, повинуясь импульсу, она достала пистолет с парализующими зарядами, прицелилась и выстрелила. Оружие щелкнуло, а Охара, кажется, даже не заметил, что к грудь ему вонзилась стрелка. Еще мгновение он продолжал хныкать, а потом стал падать. Тикки и сама не знала, что бы она стала делать, если бы он повалился вперед, но ей не пришлось об этом беспокоиться – вмешалась судьба.
Охара повалился назад, прямо в дыру в прозрачной стене, и исчез в ночи.
А тут до земли – семь этажей.
Тикки какое-то время постояла в нерешительности, потом повернулась к выходу. Ее почти не заботило, умер ли Охара при падении или каким-то чудом выжил. Слишком многое ее сейчас беспокоило, в том числе и вопрос о собственном существовании. Для чего она совершила это убийство, да и имела ли на это право?
Пора смываться.
51
Сила удара была за пределами восприятия, с него будто разом содрали плоть, разбили на мельчайшие осколочки, все человеческое исчезло, остались только следы животных инстинктов, а он все мчался по длинному черному тоннелю к океану сияющей белизны.
Боль была за пределами восприятия. Миллиард его осколочков одновременно мучился от боли, потом их стало десять миллиардов. Он ощущал миллиард миллиардов страданий, изнемогал в ужасающих пытках, чувствовал что-то еще, чье-то присутствие, зловредное и злобное, дьявольскую жестокость, упивающуюся безмерными страданиями бесчисленного количества душ. Эта страшная сущность схватила его вместе с другими несчастными и наслаждалась его мукой, страданием его бессмертной души.
Все его земные суетные затеи погублены – он во власти того, чье могущество за пределами восприятия.
Волна агонии накатилась снова, а потом все исчезло.
52
Было уже здорово за полночь, когда Кэркленд наконец оторвал глаза от экрана дисплея. И увидел входящих в двери его кабинета заместителя шефа детективов Наннет Лемер в сопровождении своего непосредственного начальника капитана Энрикеса. Дверь за ними захлопнулась.
– Тебе надо закрыть дело «Экзотек», – сказала Лемер.
– Я работаю над ним, – ответил Кэркленд. Лемер покачала головой:
– Ты должен до завтрашнего вечера дело закрыть. За двести тысяч. И ты получишь арестованного подозреваемого. Ты понял?
Некоторое время Кэркленд пялился на Лемер и Энрикеса, еще несколько секунд заняло раскуривание сигареты. Энрикес не выражал ни малейшего протеста против того, что было сказано.
Кэркленд сделал глубокую затяжку:
– Шеф, что-то я притомился. А почему бы вам просто не забрать у меня дело?
– Брэд, не ерепенься, – заговорил Энрикес, – по крайней мере, не по этому поводу.
– Я вовсе не ерепенюсь. Я просто задал элементарный вопрос.
Лемер поджала губы. При ее здоровенных габаритах губы у нее были тонкие, а сейчас они как будто вообще исчезли.
– Все будет так, как сказано, – проговорила она свысока, – пресса получила информацию. Мэр уже готов наложить полные штаны. «Хетлер-Шатт», наша головная корпорация, приняла решение, ты завтра получишь двести тысяч и произведешь арест, а дело – закроешь.
– И к черту законы, – добавил Кэркленд. Лемер вспыхнула, а Энрикес мрачно укорил:
– Брэд!
Кэркленд снова затянулся.
– Шеф, я получу приказ в письменной форме?
– Лейтенант, давай без твоих дерьмовых шуточек! – рявкнула Лемер.
– А ты не делай из меня дурака! Я не собираюсь быть козлом отпущения! – проревел в ответ Кэркленд.
Несколько секунд они молчали. Физиономия Лемер переливалась всеми оттенками багрового цвета. Молчание нарушил Энрикес:
– Брэд, как ты думаешь, зачем я здесь стою? Никаких козлов отпущения не будет.
– Вы собираетесь подписаться под моим решением, капитан?
– Ты закрываешь дело, а я это утверждаю. Ага, это совсем другой разговор. По крайней мере, в деле сохранятся следы того, что он принял решение, повинуясь чьему-то совету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95