Нащупав единственный неприступный пригорок в
окрестностях базы, он взял курс на его вершину и сел на нее, как орел на
утес.
Нужные позарез грузы - в полутораста метрах над нами, а до, ночи
осталось несколько часов. Как быть?
Полтора десятка человек одновременно нашли ответ, после чего все
забегали, собирая свободные куски нейлонового шнура. И вот уже перед
Тревором лежит бухта шнура длиной с километр, а все остальные выжидательно
смотрят на него. Он закрепил шнур у конца стрелы, прицелился на пробу
прямо в небо и натянул тетиву. Стрела поднялась на половину высоты
пригорка, но затем груз повлек ее обратно.
- Увы, - сказал Тревор, - это все, на что я способен. И учтите нам
ведь надо еще забросить что-то вроде крюка, чтобы шнур зацепился наверху.
Две-три минуты мы уныло смотрели, как шнур, собираясь в петли,
медленно падает на грунт. Поистине абсурдная ситуация. На кораблях
достаточный запас энергии, чтобы перенести нас на четыреста тысяч
километров, а мы бессильны перед каким-то дурацким бугорком. Располагай мы
временем, можно было бы попробовать взобраться на пригорок с другой
стороны, но для этого сперва надо было преодолеть десяток-другой
километров. Вариант небезопасный, а может быть, и вовсе неосуществимый за
те несколько часов, которые оставались до наступления темноты.
Ученые не склонны пасовать, и перед натиском такого числа
изобретательных (подчас излишне изобретательных) умов проблема не могла
долго устоять. Трое одновременно нашли решение. Тревор поразмыслил, потом
ровным голосом произнес:
- Что ж, попробуем.
На подготовку ушло какое-то время, и мы с беспокойством смотрели, как
лучи заходящего солнца поднимаются все выше по нависшей над нами каменной
стене. "Даже если Тревор сумеет забросить туда шнур с крюком, - говорил я
себе, - карабкаться вверх в космическом скафандре будет отнюдь не легко".
Я плохо переношу высоту; слава богу, среди нас нашлось достаточно
добровольных скалолазов.
Но вот наконец все готово. Шнур сложен так, чтобы без помех
отрываться от грунта. В метре ниже стрелы к шнуру привязан крюк. Хоть бы
он зацепился и не подвел нас...
Однако теперь Тревор не ограничился одной стрелкой. Четыре стрелы
были прикреплены к шнуру с интервалом двести метров. Никогда не забуду
причудливое зрелище: человек в космическом скафандре, поблескивающем в
свете угасающего дня, целится луком в небо.
Первая стрела устремилась к звездам; она не успела пролететь и
пятнадцати метров, когда Тревор положил на тетиву вторую, и та полетела
вдогонку, увлекая нижний конец возносящейся вверх длинной петли. Тотчас с
тетивы сорвалась третья стрела со своим витком шнура, и я готов
поклясться, что четвертая метнулась следом прежде, чем первая заметно
замедлила свой полет.
Теперь, когда нагрузка распределилась на несколько стрел, нетрудно
было достичь нужной высоты. Дважды крюк срывался, но на третий раз прочно
зацепился наверху, и первый доброволец полез на пригорок. Конечно, он
здесь весил всего около пятнадцати килограммов, но все же падать с такой
высоты несладко.
Он не упал. Через час грузы с корабля начали поступать вниз, и еще до
ночи удалось выгрузить все самое главное. Правда, моя радость была
несколько омрачена, когда один из инженеров с гордостью показал мне
полученную с Земли губную гармонику. Я сразу заподозрил, что этот
инструмент успеет основательно осточертеть нам до исхода долгой лунной
ночи...
Понятно, Тревор тут был ни при чем. Когда мы вместе возвращались на
базу, пересекая расползающиеся по равнине тени, я услышал от него
предложение, которое, надо думать, озадачило не одну тысячу людей после
опубликования подробных карт нашей лунной экспедиции.
В самом деле, как не удивиться тому, что плоская безжизненная равнина
с одним-единственным пригорком отныне на всех лунных картах носит
наименование "Шервудский лес".

1 2