– Спорим, что успеет.
– Ладно. Твоя ставка… эта твоя Сара против… той китаянки, что принесла шампанское. Ага, я видел, как ты на нее глазел. Бьем?
Я улыбнулся пересохшим ртом:
– Бьем.
Мы пожали руки и разбили их. И сразу повернулись смотреть, как бежит рыжая. В голове у меня гудело, лицо с застывшей улыбкой ощущалось как деревянная маска.
Стоя рядом с ним у края балкона, я притворился, что пью шампанское из бутылки. Шампанское – не из моих любимых напитков, но зато бутылка у него самая тяжелая.
Тикали секунды – рыжая бежала, спасая свою жизнь. Она перелетела через мост и тяжело побежала по холму вверх к церкви. Я стоял, едва дыша, и прикидывал шансы.
Если она взорвется, я опущу бутылку на голову Курта изо всех сил. Хотя из комнаты смотрят двое из Команды… ладно, может, будет шанс ими заняться раньше, чем они схватятся за оружие.
Она бежала – вверх, вверх, вверх! Я глянул на часы. Прошло восемь минут.
Я снова стал смотреть. Тиканье часов было как палка, мерно бьющая меня в висок.
– Сейчас в любую секунду… – Курт рассмеялся. – Потом вымыть Сару Хейес и доставить в мой шатер.
Все трое подпрыгивали от возбуждения, как болельщики на бегах.
– Вот она, вот она!
– Сейчас в любую секунду…
Рыжая скрылась в церкви. Сейчас она лезет по винтовой лестнице. Я стоял, ожидая увидеть клуб дыма.
– Вот она!
Копна рыжих волос, бешено мотаясь, появилась наверху колокольни – девушка рвала ключ из кувшина. Я представил себе, как она пытается попасть ключом в отверстие, руки у нее трясутся и каждый миг она ждет, что окажется с владыкой душ и блядским поющим небесным хором…
– А, блин! Нет!
Сверкнула дугой с колокольни серебряная точка, подпрыгнула внизу среди могил кладбища, и между надгробьями повалил дым.
– Поправка. – Курту пришлось три раза глубоко вздохнуть и потом закончить: – Вымыть эту китаянку и доставить в шатер Ника.
Я промочил пересохшее горло шампанским.
– А ничего повеселились?
Рыжая неверным шагом шла обратно к гостинице. Курт рассмеялся, потом сказал, обращаясь к одному из своей команды:
– Узнай, кто снаряжал фитиль. И переломай ему пальцы.
– Сара!
Я поравнялся с ней, быстро идущей через брошенную деревню.
– Что тебе нужно?
– У меня такое чувство, что ты не хочешь со мной разговаривать.
– Ты угадал.
– Погоди… ты ведь не думаешь, что это я убил Дэйва?
– Нет. Потому что я знаю, что ты этого не делал. Дэйв сказал Мартину, что он задумал. Он говорил путано и плакал. Но мы не думали, что он доведет это до конца.
Я вздохнул:
– Последние два дня я думал, что ты меня избегаешь, считая убийцей.
– Что ты с собой сделал. Ник? Как я слышала, вы теперь с Куртом закадычные приятели.
– Сегодня днем я еду с ними на охоту.
– Счастливо повеселиться. Тебе еще не предлагали вступить в Команду?
– Нет.
– Предложат.
– Ладно, оставь это пока что… – Я понизил голос. К нам по холму шел вихляющейся походкой кто-то из Команды. – Слушай, я хочу говорить с тобой, Дел-Кофи и Китти. У вас дома, завтра в восемь утра.
Сара глядела, ожидая, что я скажу еще что-нибудь.
– В восемь утра. Это важно.
Бандит подошел поближе, подмигнул, когда увидел, что я говорю с Сарой.
– Ник! – сказал он. – Ты видел, что там Курт устроил на церковном дворе? Пойди взгляни.
Расставшись с Сарой, я перешел через мост и пошел к церкви. На каменной стене Слэттер курил сигарету и хохотал:
– Атен, тащи сюда свою пидорскую рожу! Глянь вот на это!
– Если тебе это смешно, Слэттер, значит, шутка хреновая.
Так и было.
Шесть человек, которые тащили жестянку, не успели добежать. Курт велел, чтобы их тела посадили на стулья или привязали к шестам, чтобы они казались живыми. У многих не хватало частей тела. Главным образом рук, лиц, животов. Зато сейчас у них был счастливый вид.
Как будто они отдыхали в саду с банкой или бутылкой в оставшейся руке. Их одели в смешные шляпы, а у некоторых там, где были лица, намалевали клоунские ухмылки.
– Глянь на Саймона, – ткнул сигаретой Слэттер. – Мне столько приходилось выпивать, чтобы обезножеть. Но так, как он, не получалось.
Он заржал, мерцая своими зверскими глазками между вытатуированных птиц.
Я повернулся и пошел прочь, и чувствовал себя так, будто меня закопали в лед.
В тот же вечер, когда дул холодный ветер с севера, юноша семнадцати лет по имени Иэн был признан виновным в неоказании должного уважения. Иэн никогда никого не трогал. Единственное, чего он хотел, – это возиться со щенятами и котятами, которых собирал на прогулках по долине. Я думаю, он был малость простоват. Если с ним заговорить, он отвечал кивками и широкой улыбкой на детском лице.
К нему пристегнули трубу, и я стоял с Куртом на ступенях гостиницы, чтобы посмотреть.
Смотреть, что будет, мне не хотелось, и я потихоньку осматривал вершины холмов. Вдали, на одном из них, двигались какие-то фигуры. Их трудно было опознать, но по тому, как они двигались и на нас смотрели, я понял, кто они. Креозоты вернулись.
Никто другой не заметил: все были поглощены зрелищем, как Иэн тащит жестянку.
Мое сознание вернул обратно звук взрыва. Какое-то время я ничего не мог разглядеть.
Потом я увидел идущую по дорожке фигуру, и ее плечи раскачивались из стороны в сторону.
– Иэн справился! – крикнула какая-то девица.
Так и было. В определенном смысле.
Одной руки он лишился с большей частью плеча. Живот у него вспороло. Оставшейся рукой он держал внутренности комом перед грудью. Кусок их тащился за ним, как кожа длинной серой змеи.
– Я жив… я жив… смотрите, я жив! – повторял он снова и снова, ковыляя к нам по дорожке. – Я жив, я жив! – Единственный глаз горел, как электрическая лампа сквозь красную кашу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96