Я беж
ал наобум. Падая. Роняя винтовку. Вставал и подбирал ее. Снова бежал. И на бе
гу плакал. Булькая и пуская сопли, как пацан, упавший с велосипеда и бегущи
й домой к мамочке.
Не знаю, что было более мерзко Ц толпа в поле, насадившая ее на кол от паха
до горла и жрущая заживо, или я сам. И все, кто остался в Фаунтен-Мур. Мы были
такими самодовольными, такими отделенными от всего этого. Здесь люди пож
ирают друг друга, дичают, превращаются в зверей. А мы сидим на своем холме,
кушаем сардинки из банки, и можно еще выпить глоток виски, встать, почесат
ь себе брюхо и сказать, что идешь спать. А потом в палатке застегнуться в ч
истом и приятном спальном мешке.
Кому мы голову дурим?
Кому, черт возьми, голову дурим на фиг? Вот она, реальность, холодящая кров
ь:
Убивай или тебя убьют. Жри или тебя сожрут.
Я перелезал через заборы, перебредал ручьи. Потом попалась полоса черной
земли шириной с шоссе. Земля дымилась. Когда я бежал по ней, жар ощущался к
ожей. Мне было плевать. Я хотел только бежать и бежать. Бежать так быстро, ч
тобы выскочить из собственной кожи.
Я перелез еще какой-то забор и оказался во дворе фермы. Обогнул сгоревший
грузовик.
И увидел серых.
Несколько.
Я остановился, зажав в руках дурацкую бесполезную винтовку.
Они стояли Ц вдвое больше меня каждый. Серые были нарисованы на стене са
рая серебряной аэрозольной краской Ц но я знал, что хотел изобразить ху
дожник. Они должны были быть серыми, но серебристая краска заставила их н
еестественно светиться. Массивные плечи, огромные головы, полоса волос в
доль гребня от лба до основания шеи, длинные руки, сильные, как лапы горилл
ы: точно такими я их запомнил. Глаза были красными Ц блестящей мокрой кра
снотой. И я знал, что это художник писал другой краской. Вот на столе стоит
пластиковое ведро и в нем кисти. Я заглянул.
Отстраненным взглядом я насчитал три руки, одна с обручальным кольцом. И
сердце. Наверное, человеческое, решил я. А на дне приличный слой крови, кот
орая и послужила красной краской для глаз. В ведре гудели мухи. Они отличн
о попользовались тем, что оставил художник.
Я пошел по пустому двору, заглядывая в окна и ожидая ответных взглядов.
Но никого не было.
На кусках проводов висели на детском тренажере в саду еще двадцать или б
ольше голов. У некоторых были вынуты глаза и остались красные орбиты; у од
ной в лоб был вбит никелированный костыль толщиной с большой палец. На ли
це застыло выражение глупого удивления Ц как у копа в комедии с Лорелом
и Харди, когда ему достается в морду кремовый торт.
(Молодец, Бог, еще раз можно уписаться си смеху. Почему ты никогда не дашь э
тим беднягам умереть с достоинством?)
Головы качались и поворачивались на летнем ветерке.
“Приспособиться или подохнуть”. Так сказал Стивен. Люди, которые здесь п
оселились, так и сделали. Они перешли на каннибализм. У них в голове произо
шли радикальные изменения. Будто новая среда потребовала новых менталь
ных программ для перепрограммирования поведения.
Возле бассейна на улице я увидел еще одного серого. Этот был вылеплен из б
етона. Он стоял, серый, подобный скале, как статуя какого-нибудь вавилонск
ого бога смерти. Глаза были нарисованы красным. И снова рядом стояло ведр
о с кистями и отрезанными руками (все еще выделяющими нужную краску).
Я шел дальше. Мои товарищи будут думать, куда я девался. Надо их найти или о
ни уйдут без меня.
Но, выбежав на дорогу, я увидел, что путь перекрыт.
Люди с дикими глазами. Стаю вел здоровенный мужик с загорелой лысиной. В д
вух руках он почтительно, как священный предмет, держал голову. Я узнал ко
роткие светлые волосы. В открытых глазах на мертвом лице был все тот же шо
к и та же боль.
Увидев меня, они взвыли. Будто я украл что-то невероятно драгоценное.
Потом наступила грозная тишина, и они пошли ко мне медленно, но целеустре
мленно.
Я дернул затвор, вперед, назад, снова…
Щелк.
Дефектный патрон звякнул по земле.
Я дослал новый.
Лица их были полны первобытного гнева. А винтовка ощущалась мною не боле
е смертоносной, чем букет одуванчиков.
Они шли вперед, зловещие, опасные. Глаза пылают, кулаки сжаты.

Бабах!

Я выстрелил поверх голов. Они вздрогнули, но не ост
ановились. Шли на меня.
У меня осталось три патрона. Троих гадов я могу убить. Но тогда я окажусь в
руках остальных сорока с чем-то. И можно не сомневаться, что меня ждет вби
тый в поле кол.
Оставался один выход.


Бежать.

И спрятаться.
Я побежал.

43

И тут же толпа бросилась за мной, на бегу выкрикива
я:
У-у-у-у!
Черт, какая история для архива Кейт Робинсон:
“Рассказ Рика Кеннеди: КАННИБАЛИЗМ И КУЛЬТ СЕРОГО ЧЕЛОВЕКА”.
Только был шанс, что мне никому уже не рассказать, что довелось увидеть.
Я бросился обратно между строениями, мимо амбара с фресками кровавоглаз
ых серых.
Впереди лежала грунтовая дорога, выводившая на путь, по которому я прише
л. Вдали на склоне виднелась купа деревьев, где сидит сейчас Дин Скилтон с
ребятами, передавая по кругу бутылку и гадая, куда запропастился этот Ри
к.
Навести на них орду было нельзя. Надо бежать быстро, потом скрыться с глаз
. А тогда уже пробираться в эту рощу.
Этот кросс был кошмаром. Я перелезал изгороди, перескакивал заборы, пото
м бросился через живую изгородь, прикрыв лицо локтями и принимая удары д
линных колючек. Когда я уже почти пролез, меня схватили. Я обернулся, готов
ый отбиваться, и увидел ветку, которая зацепилась за ремень винтовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170