Он щелкнул выключателем, и комнату залил тусклый свет. Пыльные флуоресцентные лампы на обшарпанном потолке и стенах отбрасывали по углам глубокие тени. Комната была Г-образной, с бетонных стен зубчатыми лентами свисали толстые слои серой водоотталкивающей краски. Слева от двери стояли два огромных древних бака для стирки. Изнутри их покрывали борозды ржавчины — капающая из кранов вода пробила затвердевшую грязь. Посередине комнаты неровные, плотно сколоченные доски закрывали похожую на дымовую трубу нишу — кухонный лифт. В дальнем правом углу за приоткрытой дверью виднелся грязный туалет.
Туалет работал. На прошлой неделе, впервые за двадцать лет, он приходил в эту комнату и проверял освещение и канализацию. Что-то напомнило об этом месте и заставило его прийти сюда, когда он составлял свой план.
У стены стояла кособокая, шаткая армейская раскладушка, возле нее — перевернутый ящик из-под апельсинов. Раскладушка и ящик беспокоили его. Кто-то наткнулся на эту комнату и остановился в ней. Но пыль на кровати и затхлая сырость означали, что комнату не открывали месяцы, а может, и годы.
Он не был здесь с шестнадцати лет, больше половины жизни. Тогда комнатой пользовался «Устричный бар». Заколоченный лифт находился прямо под кухней и перевозил горы жирных тарелок, которые мыли в глубоких раковинах и снова отправляли наверх.
Уже много лет назад кухню «Устричного бара» модернизировали, установили посудомоечные машины. А комнату заперли. Вот так. Никто не стал бы работать в этой вонючей дыре.
Но она еще вполне может пригодиться.
Размышляя, где спрятать сына Петерсона, пока не заплатят выкуп, он вспомнил об этой комнате. После осмотра стало понятно, что она отлично подходит для его плана. Когда он работал здесь, руки распухали от ядовитых моющих средств, горячей воды и тяжелых мокрых полотенец, а в терминале хорошо одетые люди спешили домой, к своим дорогим машинам и квартирам. Или сидели в ресторане и ели креветок, моллюсков, устриц, окуней, люцианов, а он соскребал все это с тарелок, и всем было на него наплевать.
Он заставит всех на Центральном вокзале, в Нью-Йорке, во всем мире заметить его. После среды они его никогда не забудут.
Попасть в комнату оказалось несложно. Снять восковой слепок со старого ржавого замка. Изготовить ключ. Сейчас он может приходить и уходить, когда захочет.
Сегодня вечером к нему присоединятся Шэрон Мартин и мальчишка. Самый оживленный железнодорожный терминал в мире. Лучшее место на свете, чтобы прятать людей.
Он громко расхохотался. Здесь он уже мог смеяться. Он чувствовал уверенность в себе, силу и собственную гениальность. Обшарпанные стены, продавленная кровать, текущая вода и расщепленные доски будоражили его.
Вот он стоит — мастер хитроумных комбинаций. Он все устроит, чтобы получить свои деньги. Он навсегда закроет эти глаза. Он уже не мог выносить сны, в которых глаза являлись ему. Не мог больше выносить. Сейчас они стали по-настоящему опасны.
В среду. До половины двенадцатого утра среды оставалось ровно сорок восемь часов. В это время он будет лететь в Аризону, где его никто не знает. Оставаться в Карли небезопасно. Здесь задают слишком много вопросов.
А там будут деньги… и не будет этих глаз… и если Шэрон Мартин любит его, он возьмет ее с собой.
С чемоданом в руке он подошел к кровати и осторожно положил его на пол. Открыл, вынул крошечный диктофон и фотоаппарат, опустил их в левый карман бесформенного коричневого плаща. Охотничий нож и пистолет отправились в правый карман. Глубокие карманы из толстой ткани надежно скрывали свой груз.
Затем он взял пакет с покупками и разложил содержимое на постели. Пальто, шарф, бечевку, лейкопластырь и бинты запихнул в вещмешок. Напоследок потянулся за упаковкой аккуратно свернутых плакатов. Он вынул их, разгладил, согнул, пытаясь распрямить. Взгляд задержался на них. Тонкие губы растянула задумчивая, вызванная воспоминаниями улыбка.
Первые три фотографии он повесил на стену, над кроватью, тщательно закрепляя хирургическим пластырем. Четвертую внимательно рассмотрел и снова свернул.
Еще рано, решил он.
Время шло. Осторожно выключив свет, он на несколько дюймов приоткрыл дверь. Напряженно прислушался, но шагов слышно не было.
Он выскользнул наружу, бесшумно спустился и заспешил мимо гудящего генератора, грохочущих вентиляторов и зияющей черноты тоннеля, вышел на пандус. Обогнул пути на Маунт-Вернон и поднялся на нижний ярус вокзала. Там он влился в толпу — мускулистый мужчина под сорок, с бочкообразной грудной клеткой, прямой, напряженной осанкой, обветренным, одутловатым лицом с высокими скулами, тонкими, плотно сжатыми губами и тяжелыми веками, которые лишь частично прикрывали тусклые бегающие глаза.
С билетом в руке он устремился к выходу на верхний ярус, откуда отправлялся поезд на Карли, штат Коннектикут.
4
Нил стоял на углу и ждал школьный автобус. Миссис Люфтс, конечно, наблюдает за ним из окна. Просто невыносимо. Никто из мам его школьных приятелей так не делает. Можно подумать, он мелкий из детсада, а не первоклассник.
Когда шел дождь, приходилось ждать автобуса в доме. Это он тоже ненавидел. Будто он рохля. Нил пытался объяснить отцу, но тот не понял. Сказал, что о Ниле надо особенно заботиться из-за его астмы.
Сэнди Паркер ходит в четвертый класс. Живет на соседней улице, а в автобус садится на этой остановке и вечно подсаживается к Нилу. Как бы от него избавиться? Сэнди только и болтает о том, о чем Нил говорить совершенно не хочет.
Только автобус повернул за угол, как, отдуваясь, появился Сэнди, еле удерживая под мышками книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61