— Все, что ты мне рассказываешь, лишь подтверждает теорию о том, что у нее в самом деле был какой-то роман на корабле, — заметила Сьюзен. — Судя по всему, она была к этому готова и не собиралась отвергать возможные ухаживания. — Она вспомнила о кольце с бирюзой, которое ей дала Джейн Клаузен. — Да, я думаю, именно это с ней и случилось: у нее был законспирированный роман на борту.
— Ну что ж, ее слова при встрече с нами явно заронили мысль в голову твоего отца. Вскоре после этого мы с ним разъехались. Он сделал себе пластическую операцию, избавился от седины и начал встречаться с Бинки. Между прочим, сейчас он уговаривает Ди отправиться в круиз. Она тебе не говорила?
Сьюзен бросила взгляд на часы. Ей не хотелось обрывать разговор с матерью, но время поджимало, пора было отправляться на работу.
— Нет, я не знала, что Ди подумывает о круизе. Но вчера она звонила, как раз когда меня не было на месте.
В голосе матери зазвучала тревога.
— Ди беспокоит меня, Сьюзен. Она подавлена. Она одинока. Она никак не придет в себя. Она не такая сильная, как ты.
— Ты тоже, мамочка, у нас не слабая.
Ее мать рассмеялась.
— У меня бывают минуты слабости, но, в общем, я справляюсь. Сьюзен, ты слишком много работаешь.
— Насколько я понимаю, это должно означать: «Найди славного парня, выйди замуж и будь счастлива».
— Что-то в этом роде. Ты ни с кем не познакомилась в последнее время? Может, ты от меня что-то скрываешь? Когда Ди звонила, она упомянула о человеке, с которым познакомилась на приеме у Чарли-Бинки. И он вроде бы без ума от тебя. Она сказала, что он прямо-таки неотразим.
Сьюзен вспомнила об Алексе Райте.
— Он недурен.
— Судя по словам Ди, он куда более чем просто «недурен».
— Пока, мам, — твердо сказала Сьюзен. Повесив трубку, она поставила остывший кофе в микроволновку и вновь включила звук телевизора. Репортер рассказывал о престарелой женщине, заколотой насмерть в своей квартире в верхней части Восточного района Манхэттена. Сьюзен как раз собиралась выключить телевизор, когда ведущий запустил повтор фрагмента новостей предыдущего вечера с упоминанием о том, что Хильда Джонсон, жертва убийства, позвонила в полицию и заявила, будто на ее глазах ограбили и нарочно толкнули под машину женщину, пострадавшую в аварии на Парк-авеню.
Сьюзен смотрела на экран, чувствуя, что прокурор, живущий у нее в душе по соседству с психологом, отказывается верить в случайное совпадение этих двух событий, а психолог спрашивает себя, чей сорвавшийся с цепи разум способен замыслить и совершить два жестоких преступления за один день.
21
В душе капитан Том Ши из Девятнадцатого полицейского участка испытывал теплую привязанность к Хильде Джонсон, хотя порой она бесила его до чертиков. Вся суть, как он не раз напоминал своим подчиненным, заключалась в том, что заявления Хильды никогда не бывали совершенно беспочвенными. Как-то раз она пожаловалась на бродягу, который ошивался вокруг детской площадки в парке, и что же выяснилось? Что он эксгибиционист, уже не раз привлекавшийся за развратные действия, травмирующие психику малолетних. Или вспомнить, к примеру, того парня, что гонял на мотоцикле по улицам вокруг дома Хильды. Взяли его с поличным, когда он на полном ходу вырывал сумку из рук у одной престарелой дамы.
И теперь, стоя в квартире Хильды Джонсон, капитан Ши чувствовал, как его охватывает бессильный гнев пополам с нежностью при виде безжизненного тела старухи в полубархатном халате. Полицейские фотографы уже все засняли, эксперты закончили свою работу. Теперь к ней можно было прикоснуться.
Ши опустился на колени рядом с Хильдой. Ее глаза смотрели в одну точку, на лице застыло паническое выражение. Он бережно повернул к себе ее ладонь и заметил порезы — она пыталась заслониться от рокового удара, поразившего ее в сердце.
Он присмотрелся внимательнее. На нескольких пальцах правой руки виднелись пятна. Пятна чернил.
Ши встал и сосредоточил внимание на открытом секретере. У его бабушки был такой же секретер, и она всегда держала крышку открытой, гордясь тем, что видны отделения и ящички, старинный чернильный прибор с промокашкой, которым никто не пользовался.
Он вспомнил, как в прошлом году, когда Хильда вывихнула лодыжку на разбитом тротуаре и он зашел ее навестить, крышка секретера была закрыта. «Держу пари, она всегда держала секретер закрытым», — подумал он.
На письменном столе, в который превращалась открытая крышка секретера, лежала пачка почтовой бумаги, похоже, только что распечатанная — порванная целлофановая обертка все еще была на месте. Ши с грустью улыбнулся, прочитав тисненую надпись: «Bon mot для вас от Хильды Джонсон».
Старомодное перо лежало рядом с чернильницей. Такими перьями люди пользуются для рисования. Он коснулся пальцами пера и стал рассматривать пятна, оставшиеся у него на пальцах. Потом он пересчитал листы бумаги в коробке. Их было одиннадцать. Тогда он пересчитал конверты — двенадцать.
Может быть, Хильда Джонсон что-то писала или рисовала на пропавшем листе перед самой своей смертью? — спросил он себя. Зачем ей это делать? Судя по показаниям Тони Хаббарда, который был на дежурстве, когда Хильда позвонила вчера вечером, она сказала, что собирается ложиться спать и придет в участок с утра пораньше.
Не обращая внимания на фотографов, паковавших оборудование, и экспертов по отпечаткам, превращавших аккуратную, как образцовая казарма, квартиру Хильды в засыпанный порошком бедлам, Том прошел в спальню.
Хильда легла спать — это было очевидно. Подушка все еще хранила отпечаток ее головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103