как-то невзначай Юля сказала, что я — всегда желанный гость. А этим было просто грех не воспользоваться. Тем более, что… Но, ладно, не будем пока об этом.Момент был выбран, прямо скажу, не очень. Юля возилась на кухне и не могла прерваться. Я предложил, было, ей помощь, от которой она поспешила отказаться, погнала меня в комнату, сказав, что сейчас освободиться, и, предложив посмотреть что-нибудь в ее библиотеке. А библиотека, скажу я вам, была потрясающая. Особенно касательно подборки книг по демонологии и оккультизму. Половина из этих книг была написана на английском и латыни. А несколько — вообще на непонятных языках. Вспоминалось, что ее отец был археологом.И тут на журнальном столике я увидел книгу, которую Юля, вероятно, читала до моего прихода, а точнее до того как начала свою затею с пирожками. Я взял ее в руки и начал пролистывать. Я не был столь уж суеверным, но когда книга оказалась у меня в руках, по всему телу пробежала передергивающая холодная волна.Книга состояла из двух частей. Первая представляла собой бессвязный дневник, вторая — собственно рукопись, название которой было вынесено на обложку. Причем слово рукопись я употребил не случайно. И, как оказалось впоследствии, не я один. Это действительно был ротапринт рукописного текста с чередующимися графическими иллюстрациями. Иллюстрациями, не поддающимися описанию.Однако, чтобы не быть голословным, я все же попробую это сделать.Вам когда-нибудь приходилось что-то рисовать?( Вопрос, конечно, адресован не к профессиональным художникам.) Наверно приходилось. Хотя бы сидя на какой-нибудь нудной лекции. И может быть, вы тоже обратили внимание, что пока рисунок находится в процессе рисования, он кажется как бы живым. Но стоит на минуту отвлечься, и эта живость куда-то исчезает, и рисунок выглядит таким, каков он есть — с совершенно непохожими на задумку чертами и пропорциями, правильными, только под косым углом зрения.Не знаю, как объясняют этот феномен психологи, и объясняют ли они его вообще, но скорее всего дело тут состоит в том, что пока рисунок создается, подсознание автора оживляет его невидимыми, но ощущаемыми (правда, к сожалению, только автором) чертами, которые потом развеиваются, ибо недостаток таланта или умения не придает им «твердой» основы в виде линий на бумаги, а наоборот рисует лишние лишенные жизни линии. Талант же настоящего художника-графика и состоит в том, чтобы эти невидимые черты, как раз и получили материальную основу в виде точных линий. И когда рисунок действительно хорош, его внутренняя жизнь передается любому смотрящему, если последний обладает хоть маломальской долей творческого мышления.Так вот, жизнь из представших моему взору рисунков била, как извергающийся гейзер. А то, что изображали они демонов, поедающих друг друга мертвецов и прочую мерзость, производило то еще впечатление. Не сочтите меня сумасшедшим, но эти рисунки, как бы втягивали смотрящего вовнутрь.Я резко пролистал страницы, и напоролся на цветную вставку, выполненную в том же, так сказать, жанре, но уже в масле. От нее на меня пахнуло таким жаром, то я в ужасе захлопнул книгу.Повторюсь, что я не сумасшедший и не очень суеверный, но мне показалось, что изображенные на ней демоны вот-вот прорвут эфемерную грань глянцевой бумаги, и окажутся передо мной.Я еще раз осторожно, открыл книгу, на этот раз на страницах дневника. И в этот момент в комнату зашла Юля.Она буквально вырвала книгу из моих рук. Единственное, что я успел прочитать, было:«Друзья спрашивают меня, читаю ли я сам то, что пишу. Думаю, они подкалывают меня. Но правда состоит в том, что, закончив Рукопись, я так ни разу не заставил себя открыть ее вновь. Она живет своей жизнью, и эта жизнь ужасна. Несколько раз я пытался сжечь ее, но она сильнее меня…»— Никогда не трогай эту книгу!! — сказала она мне.— А что в ней такого?— Ты наверно уже успел ощутить это на себе. Она живая.— ???— Это последняя книга Хармса. Написав ее, он сошел с ума.— Судя по тому, что я успел увидеть, последнее могло произойти несколько раньше, — к месту повторил я остроту, вычитанную когда-то у Роберта Асприна.— Может быть, — согласилась она, так что я не совсем понял, оценила ли она мою остроту или нет, — Но он был не просто сумасшедшим.— То есть?— Ты знаешь, как он умер?— ???— Его нашли разорванным на части в закрытой палате. Тело так и не удалось опознать. Кстати, все, кто решался до конца прочесть его рукопись, тоже сходили с ума. Не случайно, как видишь, сама Рукопись не набрана, а ротапринтно воспроизведена. Кстати, типография, где она печаталась, сгорела с большей частью тиража. Так что это раритетное издание.— Да, ну, — иронично произнес я, хотя, памятуя о собственных впечатлениях, начал в это верить. — А вот цветные рисунки. Трудно поверить, что они сделаны той же рукой, что и графика.— Ты прав. Их сделала его жена. Она тоже сошла с ума.— Логично. А ты сама как думаешь этого избежать?— А я читаю осторожно. И предохраняюсь, — она запнулась.— Интересно как, — я не мог не съязвить.Она покраснела.— Тебе это пока не нужно. Давай лучше сменим тему.— Ну, сменим, так сменим. А этот Хармс…Ее выразительный взгляд надо было видеть.— Этот Хармс, — все же продолжил я, — он — тот самый детский писатель?— Нет, что ты. Просто однофамилец.Кстати, ты помнишь мы спрашивали про «Некрономикон»? Так вот, многое Хармс позаимствовал именно из него. Хотя кроме этого он проработал едва ли не всю демонологическую литературу Запада.Не знаю, на сколько вторая фраза была кстати первой, но если она сама возвращалась к исходной теме, то мне это было интересно и подавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10