— раздалось сзади, и из-за дольмена шагнул высокий стройный эльф с ласковыми глазами и светлыми, зачесанными за острые уши волосами.— Ну вот, а говорил «гномом буду»! — улыбнулась Ви, поднимаясь ему навстречу.— Видишь ли, я плохо представляю себе поцелуи в прыжке. А никаким другим способом коротконогому бородачу было бы не добраться до своей стройной, как мэлорн, возлюбленной!Они прильнули друг к другу, и касание тел оказалось непередаваемо прекрасным. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание. Душа в душу… Слог 27С МЕСТА В КАРЬЕР Лэйм Святая Пуща Утренние сумерки — Ну что, Пахан, далеко нам еще? — озвучил Твур общее настроение.Ватага переводила дух в гнилой ложбине. Орки валялись на прелой листве и сварливо переругивались. Заваленный буреломом лес — не самый лучший маршрут для ночного марш-броска, и скороспелый авторитет верзилы Струма к концу пути заметно поубавился.— Ниче, братва! Совсем уже тьфу осталось. Тут она где-то. Чую я ее, падлу, о-щу-щаю! — Струм сунул Талисман прямо в нос Твуру. Зеленая искорка была прямо посередине камня. — Видал, Клоп?— Скорей бы уж. А то тельце-то новое, необъезженное. Завтра ох как болеть будет!— Не хнычь, Лупоглазый! Как раз твоя работа начинается. Поднимай свою задницу и выдвигайся вперед. Навостри уши и найди мне эту стерву. И про волка не забудь. А то он нам тут делов наделает! Ну, пшел, мелочь слюнявая! — Струм сгреб Твура за загривок и вышвырнул из ложбины.Чудом избежав встречи с трухлявым пнем, диверсант рхрустнулся в заросли кустарника.— Чтоб тебе от собственного рыка оглохнуть, бычара хренов, — пискнул Твур, выгребаясь наружу.Ползти было мокро и грязно. Подстилка прошлогодней листвы промокла и противно подавалась под пальцами и локтями. К тому же все время попадались заплесневелые сучковатые палки, норовящие царапнуть брюхо и колени. Хорошо еще, что почва понемногу поднималась, становясь суше и крепче.Матерясь себе под нос, Твур продвигался все дальше и дальше.Постепенно вновь приобретенное чутье, притупившееся от тягот ночной гонки, прояснялось. Впереди действительно кто-то был. Сквозь бестолковое шуршание просыпающихся птиц и насекомых постепенно проступали два пульса: один — частый и негромкий и второй — полнокровный и какой-то мягкий, сладкий.«Кажись, дрыхнут! — с тайной радостью решил Твур. — Спит кисочка, — само собой замурлыкало где-то между ушами. — Тепленькая, сладенькая, сопящая…»Вожделение, еще не появлявшееся в новом теле, душной волной разлилось по членам. Дыхание участилось. Слюна затопила небные бугорки щекочущим приливом.И пульс волка сразу изменился.«У, хрень, проснулся!» — метнулась всполошная мысль.Твур вжался в грунт и затаился в неудобной позе. Под щеку как раз подвернулась россыпь камней и впилась в кожу нагло выступающими острыми краями. Впереди послышались шаги мягких, легких лап.«Ну-ну, иди, иди, бдительный ты наш. — Твур медленно подобрался. Трясущаяся от возбуждения лапка с трудом нашарила в сумке склянку с сонным зельем. — Щас мы тебе промеж ушей и зазвездим! Ну, где ты там?»Шаги неожиданно стихли.«Чего же ты стал-то? — запереживал Твур: — цып, кис-кис, или как там тебя?»Пульс волка, остановившегося неподалеку, вдруг мгновенно надвинулся.В спину незадачливого диверсанта ударили твердые, тяжелые лапы. Волчьи клыки сомкнулись на шее, да так что боль в оцарапанной щеке показалась детской забавой.«Эх, лучше разбитый затылок, чем перекушенная шея!» — метнулась сумасшедшая мысль, и, взвизгнув от страха, Твур с хрустом раздолбал склянку об собственную голову…Пробуждение было мучительным.Сквозь мутную пелену полубредового состояния Твур с трудом различил неясные толчки. В такт с ними странно менялось поле зрения и размазанный силуэт Струма мотался слева направо, как сосунок, упившийся ультрамаринки.Страшно болел затылок. И шея. Через раз вспыхивала боль в щеке. «Кажется, он бьет меня по роже! — постепенно оформилась запоздалая мысль. — Врачует, сволочь, в чувство приводит! Нет бы поинтересоваться, как у кореша шея, целая или уже перекушена к бодунам свинячьим!» Возмущение помогло сделать попытку поднять руки. Судя по тому, что пощечины прекратились, это частично удалось.— Ну вот очухался наш герой! — донесся с неба смутно знакомый голос. И Твуру сразу полегчало.«Вот ведь что значит кореш! Понял. Оценил. Героем вот назвал! Поди ж ты! Что ни говори, а приятно, когда твой подвиг заметили и воздают тебе должное. Сразу хочется еще и еще шею подставлять! Хотя с шеей я, похоже, слегка того… погорячился. Я эти клыки теперь долго буду вспоминать… А где, кстати, волк?»Твур перекатился на пузо, привстал на четвереньки и осторожно поворачиваясь, попытался обнаружить поблизости серую тушу клыкастого шустряка. Ничего похожего рядом не было.А были рядом ноги. Целый частокол зелено-бурых, мохнатых, вонючих ног. И ноги эти грубо ржали. То есть, конечно, не ноги, а те пеньки, из которых ноги росли.Разухабистый гогот изобиловал словесными вставками, вызывающими мощные приливы веселья. Постепенно до все еще стоящего на карачках героя начал доходить смысл народного словотворчества. И смысл этот ему не понравился.Ни о каком подвиге речь не шла. Подвига вообще не было. А было, оказывается, раздолбайское раздолбайство, когда трусливый раздолбай, устав трястись со страху, раздолбал склянку с сонным зельем об раздолбайскую башку. А бояться, оказывается, было некого. Телка человечья одна была, да еще и спала. И пока обмочившийся от страха раздолбай поднимал боевой дух сонным газом, отважные герои бабу повязали. Просто и незатейливо.«Вот так всегда, — кисло скривился Твур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113