Так всегда было, если Белун-покровитель не давал ему совета, на который надеялся. Вдруг со стуком что-то упало на столешницу, прокатилось и замерло, а из отдаления голос Белуна донесся;
— Перстень возьми от меня, Светозор, в нем свойства волшебные. В трудный час пригодится… Князь голову поднял, сказал в пустоту:
— Спасибо, старик чародей. За речи сумбурные и непочтительные прощения прошу — не от сердца они, но от боли душевной. Чую беду, да не знаю откуда. Вот и не сдержался, прости.
Вряд ли Белун мог его слышать. Князь не столько ему, сколько себе говорил-объяснял. Взял перстень с голубым самосветящимся аметистом, хотел надеть было, но остановился, заметив, что в глубине драгоценного камня белый туман возник — странный, беспокойный. Лунный отблеск, скользнув от окна, преломился на гранях, отбросил узкий луч на пергамент с посланием к брату. В этом луче лишь одно слово видимым стало, проступив кровавыми буквами: КЛИМОГА.
Восемь всадников, едва различимых в ночном мраке, подскакали к воротам Ладора.
— Эй, стражник, открывай! — приказал один из них. Однако стражник предпочел послать своего напарника за караульным десятником. Хотя властный голос всадника и показался ему знакомым, он решил не искушать судьбу: пусть десятник сам рассудит, кого пускать среди ночи за крепостную стену, а кого нет.
Долго ждать не пришлось. Десятник, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой ярко пылающий смоляной факел, поспешил к воротам. Сквозь прочную решетку вгляделся в нежданных гостей и крикнул им:
— Кто такие? Что вам нужно в сей час в Ладоре?! В ответ один из них спешился, подошел вплотную к воротам:
— Не признал меня, Силыч?
— Гурий? Вот уж не ждали… А дружина-то где? И кто рядом с тобою?
— Много спрашиваешь, десятник» До утра препираться здесь будем?
— Время опасное, Гурий, не ведено в крепость никого по ночам допускать, — проговорил Силыч миролюбиво, но твердо. — Ступал бы до света к Безносу, на постоялый двор.
— Белены обожрался, десятник, воеводу не слушаешь?! На двор постоялый брата княжеского отсылаешь?
— И Климога здесь? — удивился десятник. — Верно ли слышу?
Еще один всадник направил коня к воротам, сказал громко: Хватит канитель разводить! Глянь-ка сюда, поганец! Силыч факел приподнял, всмотрелся. Так и есть, Климога пожаловал! Делать нечего, надо впускать… Он велел затвор скинуть, открыть ворота, а сам заторопился к дворцу княжескому — челядь о заполночных гостях предупредить да князю, коли не спит еще, доложить о Климоге.
Не успел он полусотни шагов пройти, как раздался вскрик за спиной. Силыч резко обернулся — то и спасло его от стрелы, пущенной в спину. Просвистела она, на ладонь разминувшись с десятником. Второй не дожидаясь, отбросил в сторону факел, пригнулся к земле, чтоб стать для врага неприметней. Успел разглядеть только черные тени возле распахнутых ворот и отблеск ножей, на большее времени не было.
— К оружию, братья! — закричал Силыч и стремглав помчался ко дворцу, о себе не заботясь. Он понимал, что не ждавшие подвоха стражники у ворот уже врагом перебиты. Только раз кто-то вскрикнуть успел, от подлой руки смерть принимая.
Хотя близко совсем до дворца, но всадникам ближе. Почуял десятник, что сейчас вот ударят его каленым железом промеж лопаток, не спасет и кольчуга! Отпрыгнул с дорожки, юлой развернулся — и успел-таки рубануть мечом по налетевшему скакуну, вспорол ему левый бок. Конь рухнул с седоком вместе, однако другие были уже рядом. Силыч сорвал с себя плащ, швырнул в ближнюю конскую морду, отчего мгновения важные выгадал. Снова бежать бросился.
Боковым зрением новую опасность заприметил, на бегу скосил взгляд — и похолодело сердце. Себя не помня от ужаса, завопил:
— Оборотни пришли, оборотни!..
Не успел ничего больше Силыч. Страшный удар железной палицы смял его шлем, словно перезревшее яблоко. Бездыханное тело упало возле самых ступеней, ведущих к дворцовому входу.
Воевода Гурий, опьяненный первой кровью защитников крепости, не слезая с коня, приказал подоспевшим подручным взламывать двери. Трое или четверо нападавших устремились вверх по ступеням, но встречены были калеными стрелами, выпущенными через узкое оконце над входом. Одному стрела промеж глаз угодила, другого лишь по плечу царапнула.
— Щитами прикройтесь, дурни! — рассердился Гурий. — С боков подступайте! Рубите дверь, сучье отродье!
Площадь перед дворцом быстро заполнялась вооруженными людьми, из которых лишь немногие были облачены в доспехи. Большинство этого странного воинства одето было в звериные шкуры, да и оружием не каждый владел. Его, кажется, вполне заменяла им нечеловеческая злоба, вырывавшаяся наружу волчьим воем…
Дверь, хотя и прочной была, трещала под ударами мечей и боевых топоров. Защитники княжеского дворца понимали, что обречены, поэтому в последних своих мольбах, обращенных к Перуну, не жизни просили, но смерти достойной.
Гурий не стал дожидаться, когда главные двери снесут, направил половину своих разбойников перекрыть все крепостные входы-выходы, а те ворота, через которые его дикому войску обманом пройти удалось, приказал вновь замкнуть, на башню надвратную лучников выставить.
Услышав эти распоряжения, к воеводе подскакал Климога, прежде укрывавшийся в стороне:
—Не рано ли ворота закрывать. Гурий? Наши люди не все еще в крепость вошли.
—Некогда разбираться. Нашумели мы из-за упрямого Силыча, теперь время дорого. Вот-вот ночная стража из города набежит, а сколько их там, мы не знаем. Оборотни твои да беренды, что у ворот замешкались, пусть их и встретят. Сейчас нам важнее до Светозора добраться, крепостью завладеть до рассвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129