– Что у тебя тут?
– Времени нет, – выдохнул мальчишка на бегу. Он быстро оглянулся и произнес мерзкое и отчетливое каанское ругательство. – Я слышу, они бегут сюда. Отнесите это в монастырь, святой отец, а я заманю их в другой переулок.
Дамион не успел сообразить, что происходит, как у него в руках оказался этот предмет. Разинув рот, он только и мог сказать:
– Эй, погоди…
Но парнишка только нетерпеливо пихнул его.
– Беги! – рявкнул он и припустил со всех ног в другой переулок.
Раздались крики – преследователи заметили, куда метнулась их дичь, и бросились следом. Только топот сапог прогрохотал и стал затихать.
Дамион стоял будто вкопанный. «Мне полагалось бы испугаться», – подумал он, все еще не в силах поверить, что это наяву. С каким-то странным любопытством смотрел он, как приближаются зимбурийцы. Потом они завопили, увидев, как стоит перед ними Дамион, служитель соперничающей религии, держа в руках их добычу.
Более Дамион не размышлял. Он повернулся и со всех ног побежал по узкой полоске в лабиринт переулков. В полном смятении мыслей он даже не подумал выбросить сверток: напорот, прижимал его еще крепче. Единственное, о чем он мог думать, был гнев на лице предводителя зимбурийцев и хриплый крик, который донесся тогда из святилища. Глянув мельком на сверток, он с неприятным чувством заметил красный мазок на собственной рясе. Кровь?
Эти задворки оказались настоящей трассой бега с препятствиями: валяющиеся в грязи попрошайки, бесцельно шляющиеся бродячие собаки, кучи мусора, веревки с бельем от стены до стены. Он бежал, пригибаясь и виляя, вскоре запыхался, но не смел остановиться: топот сапог слышался за спиной, доносились ругательства и выкрики – это солдаты налетали на те же препятствия. Он рискнул оглянуться: их не видно было. Подобрав рукой подол рясы, Дамион сделал отчаянный рывок, хотя в боку жгло огнем.
Он даже не знал, какое деяние совершил невольно, но знал только, что возврата уже нет. Разве они поверят, будто он не имел отношения к похищению свертка? Могли бы, если бы он сдался им сразу. Но теперь они уверены, что он соучастник какого-то плана, что был в сговоре с тем мальчишкой в тюрбане… что бы ни было в этом свертке.
Жара стала невыносимой, но он не смел даже остановиться смахнуть со лба струйки пота. Только моргал, когда заливало глаза. Резко завернув за угол, он споткнулся о поломанную тачку посреди мостовой и растянулся во весь рост. Секунду он пролежал оглушенный, тяжело дыша. Потом с усилием поднял упавший сверток и с трудом встал на ноги, держась за перевернутую тачку. При попытке опереться на левую ногу голеностопный сустав пронзило кинжальной болью. Ободранная голень кровоточила. Морщась и вздрагивая от боли, Дамион заставил себя прохромать несколько шагов. Переулок здесь расширялся в продолговатый двор между домами, стены этих домов осыпались и сочились сыростью. На земле была здоровенная куча самого разного мусора – от грязных тряпок и рваной одежды до гниющих овощей. С гудением кружились над ней мухи. За дальней аркой начинался другой мерзкий переулок. Надо бежать – но так болит нога…
Солдаты приближались. И Дамион понял вдруг, что ему не удрать от них – в таком состоянии.
Отчаянным взглядом он обежал двор и остановился на куче мусора.
– Именно так, брат: идут зимбурийцы. Уже одна галера вошла в порт, и армада всего в дне пути от сюда, как я слышал.
Аббат Шан произнес это, не изменившись ни в лице, ни в голосе, но приор Дол в ужасе отвернулся.
– Отец наш небесный! – выдохнул он.
В стенах монастыря Неизменного Покоя, который стоял на втором по высоте из холмов Ярдъяна, царил дух осажденной крепости. Никогда еще не было названия монастыря настолько не соответствующим моменту. Монахи в нарушение традиции превратили священные внутренние покои обители в убежище, и когда-то безмолвные коридоры звенели взволнованным говором беженцев.
– Я думаю, друг мой, что вам и вашим маурийским братьям лучше всего уехать, пока это возможно, – продолжал аббат-каанец тем же звучным и спокойным голосом. – Ваша миссия завершена. Я рад, что мог предоставить вам сегодня убежище, но вскоре и эти стены не смогут вас защитить. Зимбурийцы не питают любви к гражданам западного Содружества, как вам хорошо известно. В гавани еще есть корабли, и охрана купеческого поселка маурийцев согласилась сопроводить туда ваших людей. Соберите своих монахов, брат мой, и езжайте с ними. Завтра для вас уже не будет охраны и не будет кораблей.
Приор Дол грустно кивнул:
– Я сейчас же соберу братьев.
Он с тяжелым вздохом вышел из крытой галереи во двор. Монастырь был триумфом Веры: бывший дворец развлечений, подаренный ордену неким уверовавшим дворянином. С тех пор монахи неустанно трудились, стараясь придать зданиям более строгий вид, закрашивая фривольные картины на стенах и преобразуя женский солярий в часовню. Работа многих десятилетий дала заметные результаты – но скоро от нее ничего не останется. В ветвях строгих кипарисов чирикали птицы и стрекотали цикады, и плескалась вода в синих плитках фонтана посреди двора. Изнуряющий зной обрушился на лысину приора, когда он шел через двор к фонтану, где собрались монахи миссии.
– От отца Дамиона по-прежнему ничего не слышно? – спросил он, вытирая лоб.
Все только покачали головами.
Приор застонал. Дамион Атариэль вырос в монастырском приюте в Маурайнии и был рукоположен в сан около года назад. Прекрасный теолог для своего возраста, искренне преданный работе миссии, но слишком часто дает приору повод волноваться.
– Если где-то случается какой-то беспорядок, – всегда ворчал он, скрывая беспокойство под маской суровости, – в одном можно быть уверенным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143