Только одна мысль заставила ненадолго замедлить шаг. Лорелин все думала об Эйлии Корабельщик, о ее тихом голосе и сочувственных глазах. Островитянка была единственной за всю ее жизнь, кого можно было назвать подругой, и на миг Лорелин сбилась с шага, решимость уступила печали при мысли о том, как сейчас тревожится Эйлия. Может, надо было оставить записку и ей, объяснить, почему ушла? И что если девчонки снова начнут изводить Эйлию, лишенную защиты Лорелин?
– Не удивлюсь, если они на нее навалятся, – говорила вслух сама с собой Лорелин. – Она из тех, кто никогда не даст сдачи, и они это знают, мерзавки!
На миг она остановилась, споря сама с собой и оглядываясь на монастырь. Но снова представила себе, что проведет остаток жизни в четырех стенах, и заставила себя идти дальше, хотя и ссутулила плечи, будто шла против ветра.
Дойдя до начала подножий гряды, она услышала за собой стук копыт. Может быть, всего лишь какой-то крестьянин едет по своим делам, но это мог быть и кто-нибудь, кого послали монахини найти ее и привести обратно. Прятаться было поздно: всадник наверняка уже увидел ее в свете луны. И она осталась стоять, где стояла, вызывающе скрестив руки на груди, и ждала, пока он подъедет. Кто бы это ни был, если он думает, что она вот так просто даст уволочь себя обратно в монастырь, пусть лучше подумает еще раз.
Темный силуэт всадника на лошади быстро приближался, залитый светом луны и звезд. Лорелин ахнула, когда он стал ясно виден, и застыла как завороженная, а когда до нее дошло, что надо бежать – было уже поздно.

* * *
Дамион сам не знал, зачем пошел в развалины. Что-то его звало оттуда: какая-то сила, неясная, но настойчивая, направляла его. Впереди лежали руины голых стен, обнажившийся фундамент, поросший лианами, ночной ветерок нес волнующий запах теплицы и старого влажного камня. Дамион остановился, вдыхая этот запах. Мальчишкой он приходил сюда играть. Он был рыцарем, скачущим на битву с воинством зла или мчащимся спасать попавшую в беду прекрасную даму. Утраченные детские мечты вернулись к нему в холодном весеннем воздухе. Он подумал о своем отце, подумал, не лелеял ли и тот подобные грезы в детстве – грезы, которые дожили до его зрелых лет, если верна догадка Аны о том, кто его родители.
Он вошел в осыпающуюся арку, зашагал по заросшим травой булыжникам двора. Выветренные стены и корпус башни возвышались контуром в ночи, каменный дракон на бастионе оскалил в безмолвном рычании сломанные зубы. Этот призрак давнего детства должен был бы ощущаться как знакомый и надежный, но почему-то в темноте было в нем нечто необъяснимо зловещее. Дамион стоял и смотрел, но тут услышал звук, заставивший встрепенуться: подковы стучали по камням. На старой элейской дороге.
Что-то за пределами чувств, недавно проснувшееся в нем, успело его предупредить. Он быстро спрятался за осыпавшейся стеной.
Из тени за полуразрушенными внешними стенами выехал всадник на лошади, оба странного вида. На лошади было убранство боевого коня древних времен, развевающийся чепрак и стальная броня, так что видна была только вороная шея и длинный струящийся хвост. И всадник был в доспехах, в поножах и наручах и в кирасе под черным плащом. Гербом на плаще и на щите был вздыбленный дракон.
«Принц-призрак! – мелькнула мысль у пораженного Дамиона. – Кто-то снова его изображает. Но что это такое белое он везет?»
Похоже было на полузавернутый рулон ткани, притороченный к боку лошади. Конь и всадник приблизились, и Дамион разглядел обмякшее девичье тело, переброшенное через луку седла, и белое платье послушницы, светящееся при луне. Голова ее наклонилась, длинные светлые косы свесились вниз.
– Лорелин! – крикнул Дамион.
Отбросив всякую осторожность, он вскочил на ноги. Конь фыркнул и затанцевал. Всадник натянул поводья и застыл на миг, блестящий под луной, невероятный.
Дамион с воплем бросился к всаднику и схватил свисающую руку Лорелин. Ни на крик, ни на прикосновение она никак не отреагировала. В обмороке – или мертва?
– Отпусти ее! – завопил Дамион, пытаясь вырвать безжизненное тело из хватки противника. Кем бы тот ни был, бесплотным духом он быть не мог: Дамиону никак было не разжать хватку металлических рук. Он гневным взором вперился в лишенную лица голову, пытаясь заглянуть в глазные щели забрала, и оттуда на него глянули два бледных горящих глаза.
Дамион отпрянул; ярость сменилась страхом – но поздно. Тяжелая рука в металлической перчатке обрушилась на его затылок, когда он еще пытался вывернуться, ослепительный свет вспыхнул под веками, и Дамион рухнул в ринувшуюся ему навстречу темноту.
Он оживал, чувствую пульсирующую в затылке боль. Со стоном он шевельнулся, ощутил спиной твердый камень. Веки, затрепетав, раскрылись. Он лежал на земле, в просторной темноте, где на неровных каменных стенах плясали красные отсветы. Свет исходил от прыгающих языков пламени, а перед ним сновали темные демонические силуэты. Спертый воздух разъедал глаза дымом, но постепенно картина прояснялась…
Никогда Дамион не верил в буквальном смысле в Пропасть Погибших…
На звук его стонов одна из фигур приблизилась, пнула его сапогом в ребра. Сапог ощущался весьма реально.
– Вставай! – приказал демон.
Дамион застонал и с трудом поднялся на ноги. Чувства прояснились, и он увидел, что находится в большой продолговатой комнате с грубо выложенными каменными стенами. Инфернальное пламя превратилось в факелы на стенах. Катакомбы? Пока он стоял, держась за ноющие ребра, подошли двое, заломили ему руки за спину и потащили куда-то назад, где мельтешили другие фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143