Мне нужна еда и больше ничего. Где жители соседних домов?
— Они ушли, бежали, — промямлил старик. — Боятся гор.
— А ты чего же остался?
— Я шаман, — старик опять всхлипнул и вытер рукавом нос.
— Шаман? Терпеть не могу шаманов. А что, шаманы не боятся гор?
— Шаманы принимают жизнь такой, какова она есть, и не бегут от нее.
— Что ж, тогда пойдем в дом и посмотрим, что эта жизнь припасла для меня.
Я втащил старика в дом и швырнул его в угол, а сам изучил содержание сундука, служащего кладовой. Кадушка меда, немного крупы, несколько сырных голов — вот и все запасы старика. Я завернул сыр в тряпку, найденную здесь же, а кадушку с медом повесил себе на пояс.
— Что же останется мне? — с горечью спросил старик.
— Разве пчелы перестали делать мед? — удивился я. — Сходи на пасеку, вот тебе и еда. Я оставил тебе всю крупу, мне ее варить недосуг. Каша и мед, что еще старику надо? Принимай жизнь такой, какова она есть.
Когда я вернулся за Кийей, она была без сознания. Я отвязал ее и привел в чувство парой пощечин. Сунул ей в руки кусок сыра.
— Ешь, только быстро, не хочу здесь задерживаться. Кийя с жадностью набросилась на еду. Внезапно она заметила, что я наблюдаю за ней, застыдилась своего голода и стала есть сдержаннее. Удивительно, но она все еще заботилась о том, как смотрится со стороны.
— Кого ты убил, чтобы украсть еду? — спросила Кийя.
— Тебе есть до этого дело?
— Это моя страна и мои люди, — надменно проговорила она.
Я едва не повалился со смеху.
— Да?! У тебя еще есть страна? Но почему-то ты поинтересовалась источником этой пищи только после того, как насытилась?
Кийя не ответила, не подняла глаза, уставилась на свои руки, разглядывая узлы на запястьях.
Мы отправились дальше по дороге, ведущей к Мглистым Камням. Вскоре мы наткнулись на завал. Дорога была засыпана в результате горного обвала. Дальше тем же путем идти было нельзя. Пришлось развязать Кийю, лезть по скалам без помощи рук довольно затруднительно.
— Только попробуй сбежать. Я жестоко накажу тебя.
— Ты сможешь быть еще более жестоким, чем угрожал быть раньше? — удивилась Кийя.
Мы карабкались по горам, продираясь сквозь мелкий колючий кустарник, пока не набрели на другую тропинку, не такую широкую и удобную, как прежняя. Та дорога пролегала между скалами, эта же тропа поднималась и опускалась по кручам, не позволяя двигаться вперед с прежней скоростью. Очевидно, ею пользовались охотники.
Местность казалась заброшенной, хотя, помнится, в небольших приречных долинах, где случалось проходить кельтскому войску в мое прежнее пребывание в Антилле, были селения. Но теперь жители покинули их и подались кто куда. Те, кто боялся нашествия гадирцев, ушли к северу, глубоко в горы, в надежде укрыться там в пещерах от наступающего врага. Другие, у кого больший страх вызывала разбушевавшаяся стихия, наоборот, покинули горный край и направились на юг, в равнинную местность, предпочитая смерть от гадирского клинка. Думаю, немало было и таких, кто, как встреченный мною старик, остался на месте, решив принять ту участь, которую выберут для него боги.
Тяжелые серые тучи затянули небо, и в воздухе пахло серой. Жара, преследовавшая меня еще на песчаных равнинах Антиллы, в горах, вопреки ожиданиям, стала еще невыносимей. Казалось, воздух нагревается не только солнцем, спрятанным за тучи, но и самой землей. К концу дня Кийя уже не шла, а ползла, и наша скорость передвижения настолько снизилась, что я решил устроиться на ночлег раньше, чем планировал.
Кийя устала до такой степени, что отказалась от еды и начала укладываться спать. Наблюдая за изгибом ее тела, я не выдержал и, отложив в сторону Меч, подошел к ней. Она с опаской посмотрела на меня и брезгливо отодвинулась. Я, помня наши прежние забавы, вовсе не ждал от нее ласки, но ее брезгливая гримаса мне все же не понравилась.
— Ну же, раньше ты сама приглашала меня к себе в постель.
Кийя поморщилась:
— Ты туп, но это меньший из твоих недостатков, ты к тому же еще омерзительно воняешь.
От радости, что мне удалось доставить ей еще и эту неприятность — терпеть мой запах, — я расплылся в улыбке:
— Ничего, это еще не так страшно. Вот когда ты сама начнешь вонять, как бродяжка, тогда ты будешь испытывать отвращение к самой себе.
Я хотел приласкать Кийю, но она отшатнулась от меня, словно от чумного.
— Ну, детка, не строй из себя недотрогу. Я, может, уже не так хорош, как раньше, но все же заметил, что нравлюсь тебе больше, чем гадирцы.
— Ты не нравишься мне вообще, — ответила Кийя. — И все же я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от гадирыев.
— Ты еще не знаешь, что тебя ждет со мной, — усмехнулся я.
— Что бы ни ждало меня, Блейдд, как бы ни была ужасна смерть, я готова к ней. Любая смерть лучше позора, которому хотел подвергнуть меня Гадир. Я царица, Блейдд, мне лучше умереть в безвестности, чем претерпеть унижение на глазах моих давних врагов.
— Ну что ж, — обрадовался я, — тогда моя совесть чиста. Что может быть лучше казни, в которой и жертва и палач так единодушны в своем стремлении осуществить расправу, правда?
Кийя отвернулась.
— Не ты ли утверждала, что любила меня?
— Тебя, каким ты был прежде. Но сам ты, похоже, уже все позабыл.
— Я помню, Кийя, если не все, то очень многое. Но все это было давно, слишком давно, тогда я еще верил, что рожден для счастья.
— Для чего же, по-твоему, ты появился на свет?
— Для мести, Кийя, только для мести. Для того, чтобы ты прокляла меня, как проклинали и многие другие. А еще для того, чтобы однажды околеть где-нибудь в болоте, как бездомный блохастый пес, в забвении и одиночестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144