Черная Голова сморщила свое лицо и застонала:
— О, Гоибниу, за что ты послал мне этого бестолкового мальчишку? Бедненький Балор, уверен, ты рыдаешь от горя и разочарования, наблюдая за ним.
Взбешенный его бессмысленной речью, я завопил как безумный:
— О да! Гоибниу, не ты ли ковал эту бесполезную железяку? Так я приду к тебе и возьму плату за плохое оружие! А ты, Балор?! Верно, твоя работа, что я оказался здесь?! Ты еще наплачешься со мной, Балор! Я больше не твой, у тебя нет уже верного Зверя, готового выполнять твои повеления. Я — Гвидионово порождение!
В отчаянии я молился Гвидиону, даже не осознавая, что давно перестал отличать романтический вымысел от известной мне реальности. Я уже не помнил, что сам выдумал историю об изгнанном сыне бога, и беззаветно верил в это порождение моей больной фантазии. И я вопил в бушующее небо:
— Гвидион, отец мой, сжалься над своим сыном! Мало тебе было слез моих и стенаний? Мало я вытерпел? За что ты невзлюбил свое дитя?
И в грохоте бушующих стихий мне слышались рыдания Гвидиона, и я молил его:
— Бог мой, Гвидион, протяни ко мне свою руку!
И моя изменчивая память, та, что так часто обманывала меня, подсовывая мне вымышленные видения вместо реальных событий, рождала во мне горькие воспоминания. Отец, что отрекается от сына, и в позднем раскаяние льет слезы, и ищет его по свету. Сын, бредущий по чужбине, в гордом одиночестве, поклявшийся никогда не возвращаться в отчий дом.
Кругом летели клочья раскаленной земли, похожие на обрывки кровавой плоти, подсвеченной изнутри. На моем теле появлялись все новые ожоги, но я не обращал на них внимания, потому что в неясных тенях, рождаемых Камнями, мне чудилась ссутулившаяся фигура Мага, протягивающего мне руку.
— Гвидион, верни меня, открой путь к тебе, протяни мне руку из глубин своей Вселенной. Я пройду к тебе по тонкому мосту, сквозь пламя и смерть, как шел я и прежде к тебе, только к тебе, к тебе одному, отец. Посмотри сквозь разожженное тобой пламя, узри меня, потерянного сына, ищущего твоей защиты и спасения.
И в моем сознании промелькнуло смутное воспоминанье крыльев за спиной, огромных черных крыльев, странное чувство то ли полета, то ли падения. Не выбрать мне между Светом и Тьмой, не отыскать пути. Мой путь заклят словом, вымолвленным великим Магом. И на него лишь уповая, я, опустившись на колени перед Мечом, словно перед идолом, взмолился:
— О Гвидион! Мой бог! Я шел к тебе сквозь ночь, сквозь пламя, сквозь память. Ты, сотворивший меня, убивший меня и вновь возродивший к жизни, ты один можешь дать ответ, кого ты породил?
Вереница странных видений вновь захватила меня. Вот мне показалось, что земля разверзлась у меня под ногами, и я провалился в бездну. И бесчисленное количество мгновений, из которых слагались сотни лет, полз я, задыхаясь по дну океана. Там, на такой глубине, ничто не способно было выжить, и каждое мгновение я умирал жуткой, мучительной смертью, раздавленный толщей воды, но Зверь неизменно возвращал меня к ненавистной жизни, чтобы я вновь претерпел те же муки. И так продолжалось сотни лет, пока я не достиг наконец подножия неизвестного острова. Из последних сил я карабкался по его склону в надежде выбраться из воды, чтобы вдохнуть глоток воздуха и прекратить эту муку. Но это был страшный остров, остров моей погибели. Это был колдовской железный остров, от которого исходил дым и жар. На нем возвышалась гигантская кузня. Я, обессиленный, выполз из моря и рухнул без сознания на берегу, ноги мои так и остались в воде, а грудь и голова лежали на суше. Не знаю, сколько времени я провалялся таким образом, но меня вернул в сознание голос, от которого содрогнулись небеса, а Зверь во мне сжался от ужаса, скребя изнутри когтями мою плоть. Этот голос, похожий на гул кузнечного горна, произнес:
— Похоже, пока я сам не убью это порождение зла, никто не сможет с ним справиться. Что же, Гвидион, не будь на меня в обиде, но кроме меня некому нанести роковой удар. Только я, Гоибниу Кузнец, откованным мною мечом смогу убить эту тварь.
И волны взвыли, скорбя обо мне, и я вжался в железную почву, так и не решившись поднять глаза на бога. И роковой удар меча Гоибниу Кузнеца пронзил, расколов, мой позвоночник. И Зверь вместе со мной заревел от боли. И это была настоящая смерть, какой мне еще не приходилось видеть, холодная и неприглядная, и я растворился в небытии, в пене прибрежной волны. И только прибой жалобно стенал обо мне:
— Дилан! Дилан!
Да полно, справится ли Гоибниу Кузнец с той силой, которая выйдет из пучин океана на земную твердь спустя столетия? Я понял, почему Анарауд подсказал мне путь к спасению. Не моя судьба заботила его, он лишь защищал мир от того, во что превратит меня океан. И я сам бежал не от смерти, не от страшных мучений, которые ждали бы меня, останься я на разрушающемся острове, я бежал от того, кто уже не будет хранить в себе мое сознание. Я должен бежать с Антиллы, чтобы найти смерть, настоящую смерть, смерть-избавление.
И в тот же момент я очнулся от ужасного видения. Так узнал я свое имя и закричал:
— Я Дилан, сын Гвидиона, я порожденье Тьмы и Света! Боги Антиллы содрогнулись, услышав мое имя, и зароптали, поняв, что им не утянуть меня на морское дно. Голова на навершии Меча сморщилась и прошептала:
— Дилан, сын Гвидиона, Врата открыты!
Меч быстро вытягивался, словно по волшебству, и образовал идеально гладкий зеркальный мост. Он уходил куда-то ввысь, в небо, разорвав тучи, откуда хлынули на землю лучи заходящего солнца. Марево огня смешалось на металлической поверхности клинка с закатом, окрасив одну из его граней в кроваво-оранжевый цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144