Вы совершенно правильно оцениваете наше непростое положение.
– При всем к вам уважении, – продолжал герцог, – проблемы Баджании не наши проблемы. Союзники вы или нет – ничего здесь не меняет. Я понимаю мотивы калифара. Если он не может импортировать продукты питания с Запада, его народ голодает. Я согласен, что решение Малаха – глупое решение. Вам приходится теперь вместо импорта закупать продовольствие у элгарцев по тем ценам, которые они назначат. Все упирается в деньги… как всегда, впрочем. – Он повернулся к брату. – Но почему мы идем на это безумие? Наша-то страна не блокирована.
– Безумие? – негромко повторил Дурен, оторвав взгляд от вида за балконной дверью.
– Именно, Карас… безумие. Ты слышал, что я сказал.
– В течение месяца мы можем высадить сто тысяч человек в Стермарке, Эндероне и Толанде и раздавить Малаха с обоих флангов. Этого даже дед сделать не мог, – сказал Дурен, глядя на портрет, висевший над камином.
– Даже если предположить, что совет на это согласится, это все равно не ответ на мой вопрос: зачем?
– Затем, что при едином правлении мы сможем навести порядок…
Герцог с отвращением затряс головой, наклонился вперед и начал говорить страстно, но очень тихо, так что Раид аль-Мули, и без того чувствовавший себя неловко, деликатно удалился на балкон, чтобы не мешать беседе братьев.
– Послушай, что я скажу, Карас, – сказал герцог. – Наш отец умер уже почти сорок лет тому назад. Тебе не нужно ничего никому доказывать. Не к чему. Я никогда не обижался из-за того, что он назначил тебя наследником трона, – да и Джонас тоже. Ты правишь вполне самостоятельно. Алор-Сатар – самое могущественное государство Востока. Оставь эти затеи. Ни к чему все это.
– Я не пытаюсь ничего доказать, что бы ты ни думал, – примирительно сказал Дурен. – Мир находится в состоянии хаоса, Кайн. Синкар непрерывно воюет с Фелизой. Сибийцы и мирдианцы ни на день не прекращали боевых действий со дня нашего рождения. Путешествовать из одной страны в другую в лучшем случае рискованно, потому что дороги очень опасны, а правительства – совершенные ничтожества. Они не в состоянии даже сесть за стол переговоров и спокойно выработать соглашение о торговле, не затеяв драку. Мы могли бы навести порядок…
– Порядок? Снова за старое, да? Ты ничуть не изменился. Почему ты не можешь успокоиться? Я-то надеялся, что хоть ошибки прошлого тебя чему-то научили.
– Ты ошибаешься, брат. Я изменился – гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить. Что бы ты ни думал, можешь мне поверить – я не тот человек, каким был тридцать лет тому назад или даже в прошлом году, коли на то пошло.
Герцог покачал головой, тяжело поднялся со стула и пошел к двери.
– Я в этом участвовать не собираюсь, – сказал он.
– Кайн, уверяю тебя, на этот раз мы не проиграем, – сказал Дурен, поднявшись. – Это невозможно.
– Сделай одолжение, объясни, почему на этот раз все будет не так, как в прошлый? – усталым голосом спросил герцог.
– На этот раз, – объяснил Дурен, подходя к нему поближе, – я обладаю таким могуществом, против которого ни одна армия не устоит.
– Что ты имеешь в виду, Карас?
Дурену не терпелось убедить старшего брата в существовании новых возможностей, открывшихся перед ними, – неограниченных возможностей.
– Послушай, – возбужденно заговорил Карас, положив ладонь на руку Кайна, – я открыл тайны, которыми Древние пользовались в начале истории мира. Ты знаешь, что у них были машины, которые могли летать? Что они могли вынуть сердце из одного человека и вставить в другого? Заставлять предметы появляться из воздуха, из ничего? Говорю тебе, Кайн, они были как боги, и мы можем стать такими же!
Кайн Дурен взглянул на брата. Раид аль-Мули, как раз вернувшийся с балкона, подумал, что это был печальный взгляд.
– Карас, – негромко сказал герцог, – своими войнами Древние разрушили мир. Я ничего не знаю о вынимании сердец или летании по воздуху, но я совершенно уверен, что они творили зло. В детстве ты же был в Опустошенных Краях. Ты помнишь, что там увидел? Ничего там не было! Один песок и обломки их могущественных империй. Если они не смогли справиться с тем, что сами создали, несмотря на все свое могущество, то почему же ты надеешься, что тебе это удастся?
– Ты не понимаешь…
– Я понимаю. И я знаю, что заставляет тебя действовать. Ты – Карас Дурен, а не Габрел, – сказал герцог, бросив взгляд на портрет отца. – Что бы ты ни открыл, закопай это обратно в землю или уничтожь, пока оно не уничтожило тебя. Я с этим ничего общего иметь не хочу.
– Кайн, я стараюсь…
– Ничего больше не хочу слушать. – Герцог поднял руку. – Завтра утром я устрою заседание совета. Войны не будет.
Наступило продолжительное молчание. Потом раздался голос Дурена:
– Это не в твоих интересах.
– Что?
– Я сказал: это не в твоих интересах.
– Ты мне угрожаешь? – спросил герцог.
– Нет.
Первый приступ боли заставил герцога схватиться за грудь. Его трость упала на пол. Дурен закрыл глаза и представил себе человеческое сердце. Он почти что взаправду видел, как оно бьется в груди брата. Наверху были два небольших клапана: один впускал кровь, другой выпускал. «Как просто – нужно лишь закрыть один из этих маленьких клапанов», – подумал он.
Второй удар боли заставил герцога пошатнуться на ногах. Дурен стоял неподалеку и спокойно смотрел, как его брат, задыхаясь, хватает воздух. Раид аль-Мули встал и двинулся к герцогу, но подойти так и не успел. В последние мгновения своей жизни Кайн Дурен понял наконец, что с ним происходило. Его глаза впились в глаза брата. Из последних сил он испустил отчаянный вопль и рванулся к Дурену, пытаясь схватить его за горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144