Машка прижалась щекой к земле и тихонько всхлипнула от жалости к себе. Делать нечего, надо ползти в другую сторону, одновременно готовясь обороняться от прожорливого старца.
— Беж-жиш-шь? — прошипело снизу.
Машка вздрогнула, и нога ее соскользнула с корня, на котором она с большим трудом удерживалась до этого. Машка охнула, попыталась зацепиться хоть за что-нибудь и кубарем скатилась обратно на дно оврага. Из тумана навстречу ей медленно выступил худенький мальчик лет десяти, нескладный, длиннорукий, с белыми, как молочная пенка, глазами без зрачков. Он улыбнулся Машке.
— Ты кто? — глупо спросила она, судорожно пятясь.
Мальчик не ответил, неотвратимо приближаясь к ней. Кажется, он вообще не считал нужным тратить свое время на бесполезные разговоры.
— Тебе чего надо, малявка?! — крикнула Машка, надеясь если не заставить его остановиться, то хотя бы как-то растормошить. Это молчаливое приближение очень нервировало ее.
Но мальчику не было дела до ее оскорблений. У него была цель, и ничто не могло отвлечь его от нее. Это был Лесной старец, отчего-то избравший для предсмертного явления сегодняшней своей жертве такое обличье. Машка отступила еще на несколько шагов и криво усмехнулась.
— Ты что, метаморф? — поинтересовалась она. — Только что, кажется, ты был ужасно вонючей здоровой жабой. Вонючим ты и сейчас остался, но на жабу уже не очень похож.
Машка взглянула на него внимательнее и поняла, что ошиблась. У ее противника были волосы, человеческие руки и ноги, но все же что-то неуловимо жабье присутствовало в его отталкивающей внешности. У мистического существа, которому поклонялись разбойники, кровь была холодной, лягушачьей. И движения казались лягушачьими — резкими, точно в любой момент он был готов кинуться и сожрать свою жертву. Он не сомневался в своем превосходстве, а просто выбирал, когда ему будет удобнее это сделать. Машка защелкала пальцами, пытаясь применить против овражной нечисти единственное имеющееся у нее оружие — магию. Ладони у нее были мокрыми от страха, а руки дрожали, но вопреки ее опасениям искры не заставили себя долго ждать. Они сорвались с ее пальцев крохотными воинственными осами и устремились к противнику. Машка несмело улыбнулась, глядя, как они танцуют вокруг его головы.
Некоторое время Лесной старец заинтересованно наблюдал за этими плясками, вертел головой, совсем как маленький мальчик, которому показали красивый фокус. Потом искры растворились в воздухе, не нанеся ему никакого видимого ущерба. Он повернул лицо к Машке и оскалился.
— Отвлекаеш-шь? — недоуменно спросил он.
Машка готова была плакать от бессилия. Конечно, ее восхитили искры, но интересовалась-то она действием! Искры — это здорово, но ей-то хотелось не отвлечь, а парализовать Лесного старца, как это сделал глазастый пенек.
— Эй, ты меня не жри. Я ядовитая, — предупредила Машка, чувствуя, как перехватывает от страха горло. — Отравишься.
— Лж-жеш-шь. Беж-жиш-шь. Не нуж-жно, — коротко сообщил ей старец.
— Еще как нужно! — возразила Машка и боком, стараясь не поворачиваться к нему спиной, кинулась к противоположному склону оврага.
Может быть, там ей повезет больше. Старец забеспокоился и резко выкинул вперед руки. Именно выкинул: его маленькие, трогательные детские руки на поверку оказались длинными, как дворничьи шланги. Без какого-либо видимого усилия они поймали Машку и с силой потянули к неподвижно стоящему мальчику, который ни словом, ни даже движением не демонстрировал своего торжества. Вероятно, эмоции вообще были чужды ему. Он знал только голод.
Машку протащило по дну оврага и положило у ног мальчика. Лесной старец склонился над ней, как склоняется работник расписаться в ведомости о получении зарплаты. От него пахнуло вонью и нежностью. Движения его стали плавнее и мягче. Он заглянул в Машкины глаза своими жуткими, неподвижными белками и открыл рот, более похожий на зев помойного бачка, где жуки и черви объедаются гнилой картошкой и прочей дрянью. На мгновение Машке стало невероятно противно, до визга, до тошноты, до желания немедленно умереть. Ладонь мальчика, ледяная, мертвая, скользнула по ее лбу, закрыла глаза. Стало темно, холодно и спокойно. Наверное, рано или поздно такое состояние наступает, если, играя осенью на свалке, случайно закроешь себя в неработающем холодильнике. Машка всегда опасалась, что с ней случится что-то подобное, когда собирала барахло на промышленных свалках на продажу. Иногда там встречались интересные вещи — микросхемы, телефоны и электрошокеры. Она очень боялась провалиться или залезть туда, откуда не будет возврата. Отсюда, кажется, возврата не было, но Машке это было уже все равно.
Ничего не осталось ни вокруг, ни внутри нее. Ни ужаса. Ни стремлений. Ни желаний. Только хищный мальчик с голодными глазами, и боль, захлестнувшая горло и легкие мерзкой, мутной водой. Это было вовсе не страшно, нет. Машка лениво удивилась самой себе. Она могла бы сказать, что спокойна, не будь это ощущение погружения в грязную вонючую воду таким противным. И руки белоглазого мальчика — холодные, скользкие, жадные — вызывали отвращение. Они цеплялись за ее тело настойчиво, как вцепляется менеджер в сочную куриную ножку, стараясь уложиться в свой обеденный перерыв.
Где-то внутри — то ли в желудке, то ли в глубине души — все еще билось что-то ошалевшее от страха. Оно еще рвалось, вопило и хотело бежать. Но всей остальной, большей части Машкиного сознания уже было все равно. Она мечтала уснуть. Прямо перед собой она видела мягкую темную бездну, которая манила ее. Она так устала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180