Таких изображений солнечного бога он еще не встречал.
Параскева была явно недовольна выступлением, но выражать свое мнение прилюдно не стала. Она только поморщилась и занялась жареной дичью. Завершая представление, Радим подкатился к ее столу и негромко произнес:
— Матушка боярыня! Нам надо поговорить с глазу на глаз…
— О чем?
— О потраве.
— Хорошо. Выходи наружу. Я подойду. У дверей Радима встретили Грим и воины. Они окружили его и повели прочь.
— Э-эй! Я пока не собирался никуда идти! Дайте постоять, воздухом подышать.
— Не рыпься! — грозно ответил Грим.
— Ой, нога заболела… Подвернул, верно. Не спешите так, я ж хромаю.
В это время из риги показалась Параскева в окружении челяди. Ее окрик остановил Грима:
— Грим! Веди скомороха ко мне! Тот нехотя подчинился.
— Ступай, Грим, я сама о нем позабочусь.
— У мне слово ярла. Он велел усадить татя в поруб.
— Грим, не смей спорить со мной. Ты знаешь, чем это закончится!
Норманн склонил голову и подчинился. Радим с видимым облегчением покинул круг воинов и приблизился к боярыне:
— Благодарствую, матушка боярыня!
— Излагай свое дело, скоморох. Да не задерживай меня.
— Отойдем чуть в сторону.
— От своих у меня секретов нет.
— Ох, не темни, — заметил Богдан, очередной раз ослабляя пояс после обильного застолья. — Мы тут муку принимаем, а ты чего-нибудь добился?
— Вижу, измучен весь. Щеки какие наел… — Радим дружески похлопал парня по плечу. — Ладно. Слушайте все. Сейчас я такое скажу, что, коли воевода прознает, не сносить мне головы.
— Не бойся. Говори, — Параскева запахнула шубу плотнее, ибо ветер усиливался.
Радим пробежал взглядом по лицам присутствующих, чтобы в будущем знать точно, кому доверил ужасную тайну.
— В эту ночь умер не только Ян Творимирыч, но и холоп, смерть которого воевода велел скрывать.
— И что? Я знаю об этом.
— А видела ли матушка боярыня оба тела?
— Что ты молвишь, скоморох! Нет в том радости — покойников разглядывать.
— Ежели б видела, то поняла, что оба умерли одинаковой смертью. От одной отравы.
— Отравы? — Параскева нахмурилась. — Кто-то решил потравить всех в этом доме?
— Чтоб увериться в правоте моей, надо на Яна Тво-римирыча глянуть. Коли я прав, губы его зелеными будут от яда.
Боярыня раздумывала недолго.
— Нет ничего проще. Я как раз собиралась к святому Клименту идти. Пойдем вместе.
— Можно я тут побуду? А то боюсь мертвецов с детства, — взмолился Богдан.
— В церкву войти боишься? — подозрительно покосилась на него Параскева.
— А то! Там же покойник! Да еще вот Радим говорит, что тот с зелеными губами! Жуть-то какая!
— Ян умер добрым христианином. И нечего бояться. В храме Божьем с тобой ничего не приключится.
Дальнейшие споры были бесполезны. Боярыня в сопровождении свиты направилась прочь со двора.
— Что, понял, как тяжела скоморошья доля? — спросил Радим.
— Ох, не говори. Втравил ты меня. Я думал, с Коло скоморохов дело иметь придется, а тут такое… — Богдан похлопал себя по пузу. — Может, подменишь меня на денек? Отъешься. А то вон какой худой…
— Не, Богдан. Я ж обещал боярыне отравителей выискать. Вот на след напал. Негоже посередь поля борону бросать.
— Ого, землепашец-следопыт… Кашу тут, между прочим, готовят чудную. Пальчики оближешь.
Церковь Климента Римского представляла собой высокий сруб, увенчанный широкой маковкой из блестящей меди. С трех сторон были пристроены небольшие клети. Первая служила преддверием, две прочие — отдельными молельнями. Войдя внутрь, Радим очередной раз подивился богатству христианских храмов. Все здесь сверкало золотом и яркими красками. Более двух Дюжин восковых свечей освещали убранство церкви, не оставляя в ней места для темных уголков. В центре, у алтаря, на помосте, покрытом алой паволокой, лежало тело Яна Творимирыча. Он был одет в парадные одежды, включавшие богатую, парчовую шубу и горностаевую шапку. У ног покойника стоял большой кувшин вина и лежал круглый каравай хлеба. В изголовье пресвитер в длинной белой столе, зеленой фелоне с омофором, расшитым черными крестами, шептал молитвы на греческом языке. Вдоль стен на коленях стояли те, кто пришел попрощаться с боярином.
Параскева сделала знак спутникам, кроме Радима, остаться на месте, сама же прошла к алтарю. Взгляды присутствующих тут же обратились на нее. Скоморох почувствовал себя неуютно в центре внимания благородных особ, среди которых он без труда узнал воеводу Эйлива, бояр Остромира и Симона. Однако отступать было некуда. Вместе с боярыней он преклонил колени около тела Яна Творимирыча.
— Смотри, скоморох. Я что-то губ зеленых не примечаю.
— Да и я не вижу, матушка боярыня. Но, может, стерли зелень, прежде чем класть? — прошептал в ответ Рад им.
— То нам не узнать.
— А загородите меня на пару мгновений от батюшки. Хочу кое-что проверить.
— Будь по-твоему, но не переусердствуй, — боярыня передвинулась чуть вперед, так чтобы священник не видел Радима.
Быстрым движением скоморох склонился над мертвецом и пальцами раздвинул ему губы. Так же быстро он принял первоначальное положение. Для всех присутствующих скоморох лишь неловко покачнулся и удержался от падения рукой.
— Смотри, матушка боярыня, на пальцах остался зеленый налет. Его потравили так же, как холопа.
— Ты залез ему в рот? — Параскеву чуть не перекосило от отвращения.
— Помилуй, матушка боярыня. Все для твоего блага стараюсь.
— Не оправдание то для греха! Ладно, пойдем. Так же быстро, как вошли, боярыня со свитой покинули церковь.
— И что? — полюбопытствовал первым Богдан.
— Будет ему епитимья за грех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94